Робин Нилланс - Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918

Поддержка пришла и из кавалерийского корпуса, гвардейской дивизии и 62-й дивизии. Гвардейцы отбили Гузенкур в 14 часов 30 минут, здесь к ним присоединились 23 танка, занявшие позиции вокруг деревни и позволившие создать сплошную оборону. Они все еще занимали эти позиции к ночи, когда Бинг прислал приказ о контрнаступлении на следующий день, целью которого было по крайней мере возвращение прежних позиций, которые британцы занимали 20 ноября к востоку от деревни и которые теперь были в руках немцев.

Со своей стороны, немцы собирались возобновить наступление в западном направлении на Авикур и Мец, чтобы завершить охват британского клина и находящихся на нем семи дивизий. Они не достигли того успеха, на который надеялись, но еще были надежды, и план на 1 декабря предполагал наступление шести дивизий Бусиньонской и Кодрийской групп по фронту от Бокама до Треколя и овладение Гузенкуром, Ла-Вакери и Виллер-Плоиш. Наступление было назначено на 9 часов 30 минут, но британцы начали контратаку на два часа раньше выдвижением 31 танка и ударом кавалерии и пехоты на лес Гош, южнее Гузенкура.

16 танков возглавили наступление гвардейцев на лес Гош, разбрасывая деревья и пни огнем по мере движения, 2-й гренадерский батальон шел сразу за танками, чтобы взять лес в штыковую. Сражение продолжалось все утро, кавалеристы подошли на помощь гвардейцам и ликвидировали последние немецкие пулеметы, к 11 часам 30 минутам лес был в руках британцев. Оставшиеся в строю танки затем двинулись к Виллер-Гислен, однако сильный пулеметный огонь помешал Лакнауской кавалерийской бригаде 4-й кавалерийской дивизии присоединиться к ним, и к ночи они отошли. На других участках фронта британская контратака была менее успешной, однако к концу дня линия фронта была отодвинута к востоку и опасность немецкого прорыва на Мец ликвидирована.

Немцы в этот день продолжили наступление, вновь взяв Масниер на канале Шельды и оттеснив британский фронт за дорогу Камбре — Бапум от линии Гинденбурга, но этим их успехи и ограничились. Как и британское наступление десятью днями ранее, немецкое контрнаступление захлебнулось, хотя сражение все еще продолжалось. Оно продолжалось еще шесть дней и наконец завершилось 7 декабря, когда снег и дождь сделали любые атаки с обеих сторон безрезультатными.

Приобретения под Камбре, как и на Сомме годом ранее, были приблизительно одинаковы. Британцы первыми взяли часть немецкой линии, а немцы отыгрались, захватив почти такой же участок британских позиций. Списки потерь также были почти одинаковы: британские потери были более 44 000, а немецкие по различным подсчетам — от 45 000 до 55 000 человек. Около 10 000 германских солдат были взяты в плен 20 ноября, и более 6000 британцев были взяты в плен во время немецкого наступления 30 ноября.

Наиболее важный урок, полученный под Камбре, касался использования танков. Танковый корпус от начала и до конца действовал великолепно, и хотя дорогой ценой, он доказал, что это средство выиграть войну на Западном фронте. Материальные и людские потери были велики: 1153 офицера и солдата танкового корпуса числились убитыми, ранеными и пропавшими без вести — 25 процентов от участвовавших в сражении. Из 474 танков, вступивших в сражение, менее трети были пригодны для дальнейшего использования, но эти потери были вскоре пополнены новыми танками Марк V, имевшими более прочную броню и более надежные двигатели.

Звучали, разумеется, и взаимные обвинения. Такие сражения, как сражение под Камбре, которые начинаются с крупными целями и с большими надеждами, а завершаются неудачами и значительными потерями, не могли пройти без комментариев, как другие сражения на Западном фронте. Ллойд Джордж рассматривал Камбре как еще один пример армейского головотяпства и как еще одно основание отделаться от фельдмаршала Хейга. 5 декабря Военный кабинет потребовал у Хейга объяснений, настаивая на полном и точном отчете о сражении.

Главный вопрос, которым интересовался Военный кабинет, заключался в том, почему генерал Бинг не объявил тревогу в своих войсках за день до нападения немцев, когда его командующие на передовой докладывали о немецких приготовлениях. Ответ Бинга был вполне резонный, а именно: поскольку командующие на передовой знали о готовящейся атаке противника, не было смысла сообщать им об этом, объявляя тревогу. Сообщать корпусным командирам нечто, что он только что от них узнал, было бы, разумеется, бесполезным занятием, а командиры на передовой отлично знали о готовящемся наступлении. Этот аргумент подкреплялся свидетельством журнала 3-й армии, в котором 29 ноября было записано, что «в этот день сделаны специальные приготовления для противодействия решительной контратаке противника».

В действительности генералы и сами хотели проанализировать, что было сделано неправильно. Проведя собственные расследования, они пришли к заключению, что виноваты во всем младшие офицеры и рядовые, офицеры плохо распоряжались, а у рядовых не было опыта, особенно в обращении с пулеметами. В письме Хейгу от 17 декабря Бинг упоминал поспешность, с которой отходили пулеметные расчеты, и то, что некоторые оборонительные позиции были оставлены раньше действительной необходимости, приписывая эти случаи бегства недостатку дисциплины и подготовки.

В этих упреках могла быть доля истины, однако главная вина лежала не на младших офицерах и солдатах. Если верить американскому генералу Джону Дж. Першингу (о котором подробнее ниже), войска, поступавшие в это время в британскую армию во Франции, проходили только девятинедельную подготовку и после девятидневной подготовки во Франции — одна смена в окопах — поступали на передовую в качестве вполне подготовленных солдат. Война сделалась в последние полтора года гораздо более технической — хотя не менее ужасной, — и такой период обучения был просто недостаточен.

Что касается более опытных солдат, большая часть из них принимали участие по крайней мере в одном крупном наступлении 1917 года, под Аррасом или Пасшендэлем; многие участвовали в обоих. В результате люди не вполне отдохнули или были не в лучшей форме, чтобы участвовать в новом сражении. Как бы ни основательны были резоны Бинга, его обвинение собственных войск в неудаче под Камбре оставляло неприятное впечатление, и его репутация сильно пострадала в результате этой попытки (как многие расценивали его объяснения тогда и сейчас расценивают) опорочить доброе имя своих солдат. И все же это обвинение против него не более основательно, чем его собственные обвинения в адрес солдат, которыми оно был вызвано. Бинг был очень предан своим солдатам и всегда столь же ревностно к ним относился. Он не верил в расследования и взаимные обвинения, и если бы его не спрашивали о причинах неудачи под Камбре, он, наверное, не сказал бы ничего такого. Когда его спросили, он откровенно высказал свое мнение и отказался от дальнейших комментариев или собственной защиты от неизбежно последовавших нападок, после того как он обвинил своих солдат.