Кеннет Роуз - Король Георг V

Поэтому обоих чрезвычайно огорчали слухи, ставившие под сомнение их искреннюю приверженность делу союзных государств. Сначала подобные разговоры циркулировали в довольно узком кругу: среди озлобленных и малообразованных личностей, а также среди республиканцев. Однако по мере того, как число жертв войны год от года возрастало, ширилось и число недовольных царственными супругами. Казалось, достойное поведение королевской четы, проявлявшей скромность в личной жизни и неутомимое трудолюбие в жизни общественной, уже само могло служить гарантией от подобной клеветы, однако в 1917 г. король, кажется, утратил выдержку и решился вернуть себе доверие подданных с помощью театрального жеста: он избавит королевскую семью от «немецкой крови», объявив ее династией Виндзоров.

В принципе такое решение, предложенное лордом Стамфордхэмом, было весьма удачным, поскольку восстанавливало в памяти один из самых широко известных и самых красивых силуэтов Англии за пределами столицы. И все-таки что же должна была заменить собой эта новая фамилия? У Ганноверской династии патронимом являлась фамилия Гвельф, у принца-консорта — Веттин, но ни одна из них никогда не использовалась и даже не была известна вне узкого круга специалистов по генеалогии. Лорд Розбери, с которым постоянно консультировались как с самым выдающимся историком среди премьер-министров, предупредил Стамфордхэма, что «враг, которого следует опасаться, — это насмешка». В Британии провозглашение Виндзорской династии сопровождалось новой вспышкой патриотизма. Германия, однако, проявила гораздо меньше уважения. Кайзер сразу же дал знать, что с удовольствием посетил бы новое представление хорошо известной оперы «Саксен-Кобург-Готские проказницы». [78] Намек на пьесу Шекспира «Виндзорские проказницы». Окончательный же приговор был вынесен баварским аристократом графом Альбрехтом фон Монтгеласом: «Подлинная королевская традиция умерла в тот день 1917 г., когда только из-за войны король Георг V сменил свою фамилию».

Провозглашение династии Виндзоров сопровождала другая, более практичная и своевременная мера. Членам королевской семьи предписывалось отказаться от всех «германских званий, титулов, санов, наград и имен». Сэр Фредерик Понсонби, призванный авторитет в подобных делах, с присущим ему юмором объяснил свой жене суть данного эдикта: «Король пришел к выводу, что нужно что-то делать с именами членов королевской семьи. Мы тут кормим бесчисленных Баттенбергов и Теков, и что же — они так навсегда и останутся принцами Баттенбергами и герцогами или принцами Текскими? Соответственно, он послал за принцем Людвигом, который сразу проявил полное понимание. Конечно, это абсурд, сказал он, что я должен быть принцем Баттенбергом, но раз уж война разразилась, я не хочу уподобиться тому Шмидту, который стал Смитом. Я получил в Англии образование и прожил в Англии всю жизнь. Я в полной мере англичанин, и если вы пожелаете, чтобы я стал сэром Людвигом Баттенбергом, — я им стану. Король объяснил, что этого не хочет, но все равно сделает его пэром».

Его светлость принц Людвиг Баттенберг послушно отказался от своего германского титула, взял себе переделанную на английский лад фамилию Маунтбэттен [79] Буквальный перевод с немецкого на английский фамилии Баттенберг. и получил титул маркиза Милфорда Хейвена. Его старший сын принц Георг Баттенберг получил придворный титул графа Медины, а младший сын принц Людвиг Баттенберг — лорда Людвига Маунтбэттена; этот титул он носил до 1946 г., когда стал виконтом Маунтбэттеном Бирманским, а годом позже — графом Маунтбэттеном Бирманским. Другой член семьи Баттенбергов, принц Александр, капитан гренадеров, получил титул маркиза Карисбрука. Два здравствующих брата королевы, оба старшие офицеры британской армии, приняли фамилию Кембридж, по бабушке по материнской линии, и каждый из них стал пэром. Герцог Текский получил титул маркиза Кембриджского; он просил титул герцога, но король решил сохранить звание пэра за собственными сыновьями. Его младший брат принц Александр Текский стал графом Атлоном. Король также установил точные правила, позволяющие ограничить использование такого рода титулов и званий, дабы число их обладателей не увеличивалось бесконтрольно, как в континентальных королевских семьях. Король сожалел, что вынужден расстаться со столь значительной частью прошлого, но вместе с тем он не имел никаких оснований стыдиться результатов своего труда. Карисбрук и Кембридж, Милфорд Хейвен и Атлон… Сам Шекспир не смог бы придумать более звучных или более патриотичных призывов.

Война не слишком отразилась на жизни внутри страны. Родственники оплакивали тех, кто погиб на фронте, но в остальном и дела, и развлечения шли как обычно. Когда в декабре 1915 г. генерал сэр Дуглас Хейг был назначен главнокомандующим британскими силами во Франции, он захотел узнать, кто станет его преемником на посту командующего Первой армией. Однако ему сказали, что премьер и военный министр лорд Китченер уехали из Лондона на выходные и что до понедельника ничего решено не будет. Через несколько месяцев ему приказали на период с 18 по 25 апреля отменить все отпуска военнослужащим, поскольку железные дороги будут заняты перевозками, связанными с пасхальными каникулами. «Хотелось бы знать, что будущие историки скажут о Великобритании, чьи правители в период кризиса требовали, чтобы празднующие люди получали преимущество перед солдатами, возвращающимися с театра военных действий», — заметил тогда Хейг.

Количество домашних слуг, которых тогда не имели лишь беднейшие слои общества, уменьшилось весьма незначительно. На втором месяце войны из мужской прислуги Букингемского дворца более шестидесяти человек добровольно пошли в армию, но многие все же остались. Лишь после введения в 1916 г. воинской повинности многие женщины начали заменять мужчин в военной промышленности и прочих областях деятельности, прежде предназначенных только для мужчин. Тем не менее жена Фрица Понсонби, большую часть 1915 г. проработавшая в солдатском магазине во Франции, получила от военного министерства пропуск, выписанный на «леди Понсонби и служанку».

Той же осенью лорд Берти, британский посол во Франции, приехав в Лондон в отпуск, как-то ужинал в «Карлтон-отеле»: «Я обнаружил, что ресторан набит до отказа. Никаких признаков войны, если не считать, что кое-кто из мужчин одет в хаки и несколько человек прихрамывают. Все остальное — как в безоблачные довоенные времена: платья с низким вырезом (очень низким), почти все мужчины во фраках, а большинство еще и в белых жилетах».

Но еще больше его шокировало нежелание политиков и высших чиновников показать пример сдержанности: «Во время поездки на континент менее чем на сорок восемь часов один британский министр и пять его спутников вместе с тремя слугами выпили, или по крайней мере подписали счет на 27 бутылок вина по цене от 2 до 12 франков за бутылку, 39 стаканов ликера и 19 бутылок пива. Кто из путешествующих за свой счет станет пить в вагоне кларет по 12 франков за бутылку? Это просто позор, что подобные вещи совершаются за счет общества».