Карл Абжаген - Адмирал Канарис

10 августа, то есть непосредственно накануне упомянутых в дневнике переговоров Риббентропа с Чиано (тот с 11 по 13 августа находился с визитом в Берхтесгадене и Зальцбурге), Канарис вместе с Кейтелем полетел в Зальцбург. В то время как начальник штаба вермахта находился на Оберзальцберге, Канарис вместе с одним сопровождающим обедал в кругу семьи Риббентропа в замке Фушл. Министр иностранных дел Германии по такому случаю в хвастливых тонах подчеркнул значение военного союза с Италией, который он заключил в мае этого года. Риббентроп тогда был еще глубоко убежден в том, что Италия в предстоящем конфликте немедленно встанет на сторону Германии. С другой стороны, Риббентроп, который был штатским человеком, счел целесообразным заявить адмиралу и бывшему командиру подводной лодки Канарису о стратегическом значении вмешательства итальянского флота в британские позиции в Средиземном море и заявил, что итальянцы с их 100 подводными лодками блокируют Гибралтарский пролив и закроют англичанам путь. Канарис без возражений слушал тирады Риббентропа. Он явно считал бесполезным пускаться с таким невеждой в дискуссию по вопросам ведения войны на море. Однако на обратном пути к аэродрому он ядовито сказал своему спутнику: «Слушайте, когда начнется большое сражение в Средиземном море, мы со своего парома посмотрим, как англичане сделают из итальянцев бифштекс».

Через пять дней после беседы с Кейтелем Канарис в полной мере осознал опасность, навстречу которой неслась Германия явно без шансов на спасение. Он был участником встречи в Берхтесгадене 22 августа, на которую Гитлер пригласил руководство вермахта. В многочасовых выступлениях с перерывом только на завтрак фюрер сообщил собравшимся военным свои взгляды на международное положение, описал свои внешнеполитические целеустановки и объявил о начале военных действий против Польши 26 августа. Относительно содержания выступления Гитлера на судебном процессе против главных военных преступников были представлены три документа, основывающиеся на записях участников этой встречи. Они в основном совпадают друг с другом, но в них записаны лишь отрывки того, что Гитлер действительно говорил собравшимся военным. Канарис во время речи Гитлера сознательно держался на заднем плане и несмотря на запрещение делать записи записал всю речь. После возвращения он, находясь еще совершенно под впечатлением безумных планов Гитлера, прочел своим доверенным в управлении разведки важнейшие отрывки из речи. Он записал копию конспекта в своем дневнике. То, что и эта часть дневника считается безвозвратно исчезнувшей, является невосполнимой потерей для истории нашего времени.

Несчастье, приближение которого Канарис так давно чувствовал и против которого он всеми силами боролся, похоже, наступало. Риббентроп вернулся из Москвы как триумфатор с подписанным германо-советским договором о ненападении. В то время как немецкий народ верил, что гениальный шахматный ход фюрера вновь отодвинул грозящую опасность войны в Европе, диктатор совершал последние приготовления, чтобы 26 августа согласно плану начать нападение на Польшу. Еще раз возникло впечатление, что мир в последнюю секунду будет спасен. Заявление Муссолини, что Италия не будет участвовать в войне, а также известие о подписании Британией гарантий помощи Польше, принудили Гитлера забрать назад уже отданный приказ о нападении. Об этом событии сообщает запись Канариса, которую он сделал в своем дневнике после своей беседы с Роаттой. Снова начались лихорадочные дипломатические переговоры. Но даже предостережения, содержащиеся в письме Муссолини и в британском договоре о гарантиях не смогли исцелить Гитлера от его ослепления. 31 августа он дал окончательный приказ о нападении на Польшу. Вермахт послушался. Борьба за мир была проиграна. Война началась, роковая судьба Германии начала свой неумолимый бег.

На стыке войны и мира человек еще раз останавливается и задумывается. Он подводит итоги, пока война еще не втянула его в свой водоворот. А эти итоги — в этом он себе признается — неутешительны. Все усилия минувших пяти лет были напрасны. Тиран победил повсюду. Мир утрачен, тысячелетняя культура в смертельной опасности, а главный враг — в собственной стране. Массы не понимают, о чем идет речь и что им угрожает. Даже противоестественный союз с Востоком не открыл им глаза. Напротив, тысячи маленьких Макиавелли с ликованием приветствуют этот гениальный ход великого соблазнителя. Призыв к инстинктам патриотизма на сей раз не остается без ответа, хотя тот, от кого он исходит, является лживым пророком и его не волнуют подлинные интересы страны и народа.

Человек чувствует разлад в собственной душе. Победы соблазнителю, который расширит тиранию зла — кто знает насколько? — он не может желать, но он не желает и поражения и тем более уничтожения родины; он знает, что эта война не на жизнь, а на смерть.

Если бы у него был выбор, он бы тихо ушел, передал бы дело, в котором сомневается, в другие руки. Ведь он не видит решения задачи, которая похожа на задачу с квадратурой круга, то есть неразрешима. Но у него нет выбора. Он не должен покидать свой пост, если не хочет отдать его врагу, который только и ждет этой возможности. Это было бы изменой, он должен оставаться, потому что он чувствует свою ответственность за родину, а кроме того, за человечество и все человеческое. Он знает, что его работа останется незаконченной и когда-то его за это упрекнут, но он понимает, что его выход в отставку будет причиной еще больших несчастий. И поэтому он остается на своем посту и будет поступать так, как будто невозможное все же можно сделать возможным.

Начало войны с Польшей утром 1 сентября означало для Канариса крушение надежды, вопреки всему не покидавшей его до последней минуты, что катастрофу все же можно предотвратить. В том, что война с Польшей не останется локальной, что из нее вырастет европейский, а возможно, и мировой конфликт и этот конфликт будет означать конец Германии, Канарис с самого начала не сомневался. Однако не только потому, что война должна была окончиться неудачей для Германии, но также из-за религиозных и этических взглядов, которые с течением лет проявлялись все более отчетливо и однозначно, начальник немецкой военной разведки отвергал войну.

Мы уже говорили, что Гитлер перенес на другой день начало войны, запланированное на 25 августа 1938 г., из-за отказа Муссолини участвовать в ней и британских гарантий помощи Польше. Мы знаем от Гизевиуса и других, что в окружении Остера считали: отмена Гитлером уже отданного приказа о начале нападения настолько дискредитирует диктатора в глазах военного руководства, что война по крайней мере в ближайшее время станет невозможной. У Канариса сначала было такое же впечатление. Оно еще более усилилось под влиянием информации, которая стекалась к нему с различных сторон, об усилиях, предпринимаемых Риббентропом, чтобы достичь компромисса в польском деле. Ему было известно о странной миссии шведа Далеруса, и он знал от государственного советника Гельмута Вольтата, с которым он длительное время обменивался информацией и который в последние недели перед началом кризиса не без успеха пытался добиться в Лондоне немецко-английского сближения на экономической основе, что Геринг проинформировал шведа — конечно, под секретом — о перспективах новых контактов Германии с Лондоном. Таким образом, вновь отдан роковой приказ о наступлении на Польшу. Канарис считал возможность мирного решения еще реальной и опасался лишь того, что эта возможность слишком похожа на Мюнхенское соглашение прошлого года и снова создает у немецкого народа иллюзию миролюбивой природы гитлеровской политики.