Стерлинг Сигрейв - Династия Ямато

Проходили совещания на самом высоком уровне — но четкой линии действий правительство не выработало. Большинство министров привычно лавировало и юлило — ждало «свежую струю», способную вынести их к безопасному берегу. Верховный военный совет одобрил цели, но не методы заговорщиков. Говоря иначе, в вину заговорщикам вменили задействование регулярных воинских частей. Каждый считал себя вправе благочестиво выказать поддержку реформам, походя раздавив самих реформаторов под каким-либо формальным предлогом.

«Группу контроля» вполне устраивал сценарий последних событий. К концу второго дня мятежа Хирохито дал добро на ввод в город двух армейских дивизий — для борьбы с мятежниками. Военно-морское министерство ввело в Токийский залив несколько боевых кораблей.

Терпение Хирохито, столь долгое во времена Маньчжурской операции, наконец лопнуло. Минуло два дня, как он лично дал четкий приказ раздавить мятеж! Хирохито объявил главному советнику: если армия бездействует, он сам возглавит командование императорскими гвардейцами и справится с мятежом в одиночку.

Императорский двор опасался выступления принца Титибу на стороне молодых офицеров — тогда многие влиятельные люди «устремятся лавиною» в лагерь реформаторов и правила игры переменятся кардинально. Князь Асака, князь Хигасикуни, другие князья получили приказ не вступать в контакт с кем бы то ни было до получения дальнейших указаний. Хигасикуни, возможно, уже вообразив себя новым премьер-министром, коротал время в пьяном угаре.

Наконец известие о происходящих в Токио событиях достигло принца Титибу в его северном уединении. Титибу немедля потребовал разрешения выехать в Токио. Командир дивизии, где служил августейший принц, связался с принцем Такамацу по телефону и просил указаний. Принц Такамацу — противник проведения радикальных реформ, выступал за умеренность во всем. Он не хотел впутывать Титибу в какие бы то ни было передряги, пусть уж лучше принц побудет вдали от неспокойного Токио. Высокопоставленные придворные сановники считали принца Такамацу рационалистом, понимающим текущий момент «правильно»: принц не мнил себя на троне, поэтому всегда оставался спокоен. Такамацу приказал командиру дивизии ответить отказом на просьбу Титибу.

Титибу самовольно оставил воинскую часть в час пополуночи 27 февраля и сел на поезд в Токио. Через каких-то шестнадцать часов пути он будет в столице! Принцу Такамацу пришлось срочно выехать (также по железной дороге) навстречу, чтобы «перехватить» брата. На железнодорожной станции Омия их пути пересеклись, Такамацу перешел в вагон Титибу, и оставшийся путь до Токио братья провели в жарких спорах. В Токио на вокзале Уэно императорские гвардейцы проводили Титибу в лимузин и привезли в императорский дворец, где с ним беседовали генералы Кавасима и Хондзё. Позже он говорил с императором. Императору удалось найти с Титибу общий язык. Несомненно, Титибу являлся сторонником радикальных реформ; но в то же время насильственная пертурбация в высших эшелонах власти, рост влияния беспринципных циников в армии (головная боль Хирохито и всей императорской семьи) вполне могли кончиться трагедией для трона; в «Группе контроля» доминировали выходцы из клана Тёсю, идти с ней на прямой конфликт в настоящий момент оказалось бы преждевременным и крайне опасным для всех… Страх одолел альтруизм. Позднее, после подавления восстания, Хирохито отметил: «Принц Такамацу проявил себя лучше всех. Принц Титибу вел себя гораздо лучше [в этот раз], чем 15 мая [1932 г. ]». Тем не менее из соображений безопасности он еще какое-то время после разговора с Хирохито оставался в стенах императорского дворца в Токио.

«Группа контроля» взяла операцию по подавлению мятежа под контроль, и консенсус был достигнут. Министры сорвались с крючка, теперь им негоже принимать болезненные решения насчет пресловутых реформ. Молодых офицеров следовало окружить и перебить!

Хирохито подписал приказ выбить заговорщиков из центра города, а сложивших оружие вернуть в казармы. Письменный приказ невозможно проигнорировать! 28 февраля молодые офицеры осознали: даже почитаемый ими император отвернулся от них. Получив известие о подписанном Хирохито приказе, они стали перед выбором — повиноваться или погибнуть. Молодые офицеры обратились к императору с трогательной просьбой приказать им покончить с собой, тогда их смерть станет актом абсолютной покорности его воле! Хирохито ответил отказом.

Со слезами на глазах Хондзё объявил «непокорным молодым людям»: если они решили покончить с собой, им не суждено получить одобрение императора. Принц Титибу через своего эмиссара передал товарищам личную просьбу «действовать деликатно» — то есть отпустить солдат назад в казармы, а самим совершить групповое самоубийство. В 5 часов вечера военная полиция приступила к арестам «симпатизирующих бунтовщикам» по всему Токио. Танки заняли центр города. На утро намечался прорыв. С восходом солнца заговорщики не оказали правительственным войскам сопротивления. Солдаты возвратились в казармы. Молодые офицеры предпочли сдаться, а на суде во всеуслышанье объявить о своих целях.

Но военный суд прошел тайно и скоро. Тринадцать офицеров и четыре «гражданских» приговорены к смерти, остальные получили тюремные сроки. Никого не оправдали. 12 июля расстрельная команда привела приговор в исполнение. «Да здравствует император!» — кричали перед смертью заговорщики. Капитан Андо воскликнул: «Да здравствует принц Титибу!»

В итоге теперь уже военный министр генерал граф Тэраути, под предлогом чистки армейских рядов от недобитых реформаторов и иных злодеев, сосредоточил в своих руках огромную власть. Генштаб и «Группа контроля» добились существенного увеличения военных расходов.

А Грю тем временем на голубом глазу телеграфировал в Вашингтон о полном провале путча «молодых фашистов», учинивших расправу над рядом «выдающихся политических деятелей», хотя при жизни они, несомненно, являлись его близкими друзьями…

На внутриполитической сцене Японии произошла смена декораций. Впереди — десятилетие тотальной войны.

Февральский мятеж 1936 г. народ не поддержал. Для большинства рядовых японцев действия молодых реформаторов, как и их мотивы, остались полной загадкой. Генерал Угаки (генерал-губернатор оккупированной Кореи), напротив, понял подоплеку мятежа предельно отчетливо: «Омерзение вызывают действия этих проходимцев, одной рукой зажигающих спички, а другою немедля гасящих пламя: они спровоцировали прямодушных молодых офицеров, выступив в поддержку их идей, — и поставили себе в заслугу борьбу с ними и их смерть».