Рудольф Баландин - Полигоны смерти? Сделано в СССР

В конце XIX века французский социолог Р. Вормс в книге «Общественный организм» предложил осуществлять гигиену общества, цель которой — «дать понять всем лицам необходимость соглашения, водворить между всеми ними возможно полное единение». Он сознавал, что для этого нужны «глубокие и трудные преобразования. „Священное“ начало соперничества должно, конечно, исчезнуть. Оно уступит место совершенно противоположному началу…». Увы, возобладала еще более глубокая разобщенность людей, образующих телетолпу: миллионы разобщенных индивидуумов стадно потребляют одни и те же убогие суррогаты духовной пищи, доставляемые ловкими дельцами ТВ.

В середине XX века специалисты заговорили о психогигиене. Имелось в виду локальное окружение людей: в быту, на производстве, на отдыхе, в городах и поселках. Предлагался ряд мероприятий, призванных обеспечить психическое здоровье людей (дополнение к привычной гигиене тела). Но одного этого явно недостаточно. Точно так же, как недостаточно соблюдать правила гигиены для того, чтобы оздоровить окружающую среду.

Психоэкология призвана изучать связи человеческой психики с техносферой, зависимости психических аномалий от состояния природы и общества. На основе этих знаний можно было бы проектировать рациональную структуру техносферы, максимально отвечающей духовным потребностям человека. Более того, необходимо разрабатывать и применять психотехнологии, помогающие людям сохранять и развивать лучшие человеческие качества, освобождаясь от худших (а не наоборот, как это чаще всего делается сейчас), воспитывать бережное отношение к природе.

«Высшее чувство человека, — писал бельгийский эколог П. Дювиньо в книге „Биосфера и место в ней человека“, — это определяемые идеальными — интеллектуальными, этическими, эстетическими — мотивами процессы, в которые включаются самые примитивные формы чувственности, связанные с основными органическими функциями. Те же древние струны, которые вибрировали в связи с примитивными инстинктами животного, продолжают вибрировать и звучать, резонируя в самых глубинах организма, под воздействием подлинно человеческих потребностей и интересов».

Главнейшая задача психоэкологии в XXI веке — оздоровление духовной среды. Без этого обречены на провал все глобальные экологические проекты, а будущее человечества выглядит безнадежным.

До сих пор эта простая мысль не приходит в головы считающим себя экологами или служащими по этому ведомству. На-

пример, в учебнике «Экология» (Л.В. Передельский, В.И. Ко-робкин, О.Е. Приходченко; М., 2006) ни о какой психоэкологии — по сути и по названию — речи нет. Благо, что авторы рассказали об учении В.И. Вернадского о биосфере. Но тут же грубо и принципиально ошиблись, повторяя на разные лады о мифическом «учении В.И. Вернадского о ноосфере» (нет такого научного учения! Была — идея, гипотеза, надежда). Эти авторы, как, впрочем, слишком многие ученые и философы современности, находятся под гипнотическим влиянием представлений о всеобщем прогрессе — не только техники. По их словам, «прогресс человеческого разума и научной мысли ноосферы налицо…».

Однако факты свидетельствуют о том, что неразумные деяния людей лишь усугубляются, научная теоретическая мысль давно уже пребывает в застое, несмотря на рост знаний, а торжествует на Земле и ближайшем космосе не благословенная ноосфера, а суровая техносфера, продолжающая разрушать область жизни, растрачивая природные богатства самым преступным образом.

Надо же в конце концов понять, почему так происходит…

Впрочем, к этому вопросу мы еще вернемся в конце следующей главы.

Иноземные путешественники и послы, посещавшие Россию несколько столетий назад, обращали внимание на обилие дремучих лесов, которых в Западной Европе со времен Возрождения почти не осталось. На Руси в лесах добывали в огромных количествах мед диких пчел, смолу, грибы, ягоды, а также пушного зверя.

Благодаря лесам и болотам, а также плотинам бобров и прудам, устроенным людьми, реки Европейской России отличались полноводностью и устойчивым режимом, рыбными богатствами. И климат в те не очень далекие времена был, по-видимому, более устойчивым, ровным, чем ныне.

Впрочем, он у нас зависит в значительной степени от природной обстановки в Западной и Центральной Европе. А там уже в конце Средних веков многие лесные массивы были уничтожены, а болота осушены.

В конце XVII века в Европейской России леса занимали больше половины всей территории. К 1914 году третья часть этих

лесов была вырублена. Наиболее сильно пострадали леса в центральной и южной части страны. Например, в Московской, Владимирской, Калужской, Рязанской, Смоленской, Тверской и Тульской губерниях лесные массивы уменьшились в 2,5 раза.

Вокруг уральских металлургических заводов окрестные леса были значительно вырублены: для выплавки металла шел древесный уголь. Но дальше на восток, до Тихого океана, расстилалось, как пелось в песне, «зеленое море тайги». Пожалуй, даже не море, а океан.

В XIX веке в России не добывали уголь, а нефть привозили в основном из Баку в небольшом количестве. Древесину использовали как топливо в быту и на производстве, для строительства домов и железных дорог, где она шла на шпалы, столбы, мосты, станционные постройки, в качестве паровозного топлива.

По результатам исследований в лесостепной зоне Европейской России В.В. Докучаев отмечал: «Леса в Полтавском уезде занимали когда-то 34 % общей площади, а теперь 7 %; в Романском — 28 %, а в настоящее время 9 %; в Лубенском — 30 %, а ныне всего 4 %».

Из-за сокращения лесов, осушения болот и распашки земель на больших пространствах нарушился режим рек: сильные весенние половодья сменялись летним обмелением. Заметно истощились рыбные ресурсы. Тем не менее от царской России СССР унаследовал гигантские лесные богатства: примерно треть всей территории страны была занята лесами (по площади это больше, чем у Канады, США, Швеции и Финляндии вместе взятых). 5 % лесов были переданы на вечное пользование колхозам и другим организациям. Общий запас древесины оценивался порядка 75 млрд куб. м при ежегодном приросте более 800 млн куб. м.

При советской власти в России значительно увеличились лесопосадки, были приняты дополнительные меры по охране лесов. Но все-таки осталось немало нерешенных проблем. Если для получения энергии лес использовался все меньше и меньше, то создание гидроэлектростанций сопровождалось возведением плотин и затоплением водохранилищами обширных низин, где находились луга и леса, поля и поселки.