Михаил Брук - Четвёртый ингредиент

Столь же недвусмысленно высказывались физики и математики. Они более не нуждались в «гипотезе Бога», но вместе с ней отказывались признавать явления, выходящие за рамки открытых ими законов. Потому-то долго не находилось человека, осмелившегося взглянуть на природу иначе, чем через стекло колб и пробирок, не старавшегося загнать жизнь в «прокрустово ложе» формул.

Кто бы посмел в тот «век истины и разума» утверждать, будто понимает язык растений и постоянно беседует с ними? Лишь шарлатан или храбрец.

Выбор между подобными эпитетами выпал на долю агрохимика Жана Батиста Буссенго. Правда, в 1822 году, получив диплом Высшей горной школы городка Сент-Этьен, он еще и не подозревал о грозящей ему дилемме. А потому сделал неосмотрительный шаг к будущим неприятностям и… известности. Отправился в Париж за советом к знаменитому географу Александру Гумбольдту, заранее зная, что пошлость чужда великим. И пруссак не разочаровал юношу.

«Поезжайте в Южную Америку,- порекомендовал бывалый путешественник,- я составлю вам протекцию, напишу письмо Боливару».

Наше время предало забвению популярность человека, чье полное имя звучало примерно так Sim;n Jos; Antonio de la Sant;sima Trinidad Bol;var de la Concepci;n y Ponte Palacios y Blanco. Молодые же французы той поры, оскорбленные реставрацией Бурбонов, боготворили его. Как императорский титул носил он звание «El Libertador» - «Освободитель», присвоенное народом, восставшим против испанского владычества.

К нему-то и направился Жан Батист. Их встреча состоялась в палатке главнокомандующего. Кругом грохотали пушки, трещали ружейные выстрелы, а Боливар недоуменно крутил в руках письмо Гумбольдта.

«Ко мне уже присылают горных инженеров! – смеясь, вскликнул он. - Значит, скоро конец войне! – и тут же серьезно добавил. – Месье, мне легче предложить вам, офицерский чин, нежели работу по специальности».

Кто из выпускников французских колледжей мог мечтать о большем?

«Я ваш!» - ответил Буссенго!

Годы бивуачной жизни не прошли зря. Природа незнакомой, совершенно неизученной страны будоражила воображение ученого. Он поднимался в горы на высоту пять тысяч метров, наблюдал изменение температур от их подножий до вершин. Записывал, делал зарисовки, как менялась растительность на склонах. Именно тогда, у него возникла крамольная мысль: травы и деревья очень чувствительные организмы… и с ними не трудно вести «беседы» на самые различные темы. О погоде, климате, почвах…

Но, пожалуй, самое сильное впечатление на Жана Батиста произвели залежи чилийской селитры. (О ней уже шел разговор в главе «Империи крови».) Горный инженер впервые увидел бесценное месторождение, явившееся не из недр земных, а созданное многовековыми напластованиями гуано, птичьего помета.

Этот минерал обладал поразительным свойствам. Даже небольшая его добавка к безжизненным пескам, превращала их в плодородные поля, дарившие людям богатые урожаи кукурузы.

Как Буссенго удалось соорудить у себя в палатке лабораторию, до сих пор остается тайной. Но именно там он определяет: природное удобрение почти целиком состоит из нитратов натрия!? Выходит, азот возрождает плодородие земли!

Много позже, в своем имении Бехельбронн, Жан Батист проведет сотни опытов с зернами, плодами, листьями и корнями. Он не отступит от

общепринятой манеры того времени. Все будет определено и взвешенно с аптекарской точностью. Только растения испепелят не огнем, а кислотами в закрытых сосудах, чтобы не утратить ни минералов, ни паров, ни газов.

«Вы, говорите числом и мерой, господа? – как бы полемизировал он с мизантропами от науки. - Ну, тогда добавьте к сим понятиям еще и аккуратность, иначе, чистоту эксперимента». И, сводя «дебет с кредитом», Буссенго провозгласит: «Наилучшее снадобье для растений то, что содержит больше азота!»

Азот! Многие «светила» того времени с удивлением узнают о пользе этого элемента. Ведь его считали исключительно прерогативой животного организма, а не царства флоры. Оттого-то Либих и придавал ему столь малое значение. Но французский агрохимик, открывший растительные белки считал иначе.

Растения - аппарат, полагал он, где все элементы восстанавливаются. Углекислый газ в углерод, соли аммиака и азотной кислоты в азот. Животные тратят и избавляются от его излишков, а травы и деревья обходятся с ним крайне бережно и не отдают окружающей среде.

«Но откуда это известно? - возражали химики, а в их числе и Либих. – Все анализы доказывают: растениям нужны минеральные вещества. Они есть в золе, азота же там нет».

«А вы спросили растения?» - возражал Буссенго. И получал в ответ лишь снисходительные улыбки. Действительно, кому могло прийти в голову, что глаз агронома более чувствительный прибор, нежели инструменты химика.

Французский ученый действительно выглядел «старомодным». Его лаборатория, уставленная сосудами с горохом, овсом, пшеницей, дикими травами, скорее напоминала кабинет алхимика-колдуна. Здесь он научился понимать язык растений и убедился: знаменитый Юстус Либих далеко не всегда безупречен в своих суждениях.

Первый спор, между ними, разгорелся из-за кремния. Доказательства немецкого химика уже известны: растение нуждается в том, что содержится в их золе. В результате, его чудо-порошок представлял собой невообразимую, с точки зрения современной науки смесь. Нашлось в нем место и для кремниевой кислоты. «Раз этот элемент есть в злаках. Значит, он им необходим»,- полагал упрямый Юстус.

Ответ Буссенго оказался на удивление прост. В два горшочка, заполненные прокаленной садовой землей без крупинки перегноя, посадили семена подсолнуха.

В один горшок добавили золу, в другой золу, смешанную с кремниевой кислотой. Наблюдения велись каждый день. До созревания плодов. Когда же опыт окончился, никакой разницы между взрослыми растениями отметить не удалось. Вывод напрашивался сам собой: кремний никак не влияет на рост трав и деревьев.

Но Либих не унимался. «Быть может кремневая кислота и не обязательна, - нехотя соглашался он, - а так ли нужны добавки азота?».

Пришлось доказывать и это. Все происходило, как и в предыдущем случае. Те же цветочные горшочки, те же прокаленные и отмытые добела земли. Правда, на этот раз в один из них вместе с семечками добавили селитру. И результаты оказались иными.

Через три месяца в сосуде с удобрениями росли два огромных цветка с мясистыми и сочными листьями. А рядом над бесплодной почвой возвышались хилые, тщедушные растеньица. Карлики тоже цвели. Но их цветы напоминали маленькие маргаритки.

Подобная картина развеяла все сомнения. Азот необходим растениям. Они получают его из почвы.

И тут опыты в Бехельбронне неожиданно спутали все карты. «Элемент жизни», содержавшийся в урожае, на много превосходил то, что внесли в землю с удобрениями. Более того, в самом плодородном слое его ничуть не убавилось, а местами даже стало больше! Выходило: избыточный азот пришел из атмосферы. Но как?