Михаил Фарутин - Четвёртый Харитон

Спал ли эту ночь председатель колхоза «Вешние воды» Харитон Харитонович Харитонов, или, как его называют, Третий Харитон, так как и деда и отца его тоже звали Харитонами, — никто не знает. Как только солнце начало протирать свой заспанный красный глаз зубчатой опушкой леса, Харитон вышел на верхнее крыльцо. Вышел, потянулся, глянул на поле, что скатом к реке, — и тоже начал протирать глаза.

— Это что за оказия такая, никак, вспахана Овсяная полянка? — спросил самого себя председатель. Протёр глаза, ещё глянул. — Вспахано! Так и есть — вспахано! Харитон! Харитон! — закричал председатель сыну, которого тоже звать Харитоном, а по деревне просто «Четвёртый». — Подай бинокль!

Прибежал, не успевший ещё заснуть, прогулявший где-то до вторых петухов сын — Четвёртый Харитон — с биноклем.

— Дай-ка сюда, — выхватил отец у сына бинокль, — гляди, никак, вспахана Овсяная полянка?

— Конечно, вспахана, — недовольно ответил сын, — и без бинокля видно. Вспахана.

— Вспахана! Так и есть, вспахана! — глядя в бинокль, удивился председатель. — А кто разрешил? Кто разрешил? Ведь я думал, да и тебе толковал, что этот клин под картошку пойдёт. Сию минуту ко мне трактористов. Слышишь?

— Такую рань, папа? Спят ещё все люди.

— Какая рань, коли солнце встало! А ну-ка: одна нога здесь, другая — там. Да живо!

Жил до сегодняшнего восхода солнца Харитон Харитонович, гвардии старшина запаса, кавалер трёх орденов Славы, как живут и другие председатели колхозов района.

Заботы те же, хлопоты те же. Радости и горести тоже те же, что и у всех председателей. И колхоз «Вешние воды» не на плохом счету в районе. Не впереди, но и не в хвосте, а так, крепко в середине держится. И председатель Харитон Харитонович в середняках ходит. Не часто хвалят., но ещё меньше ругают — середняк.

И о военной службе, где прослужил пятнадцать лет старшиной роты, Харитон Харитонович вспоминал редко. Но армия есть армия, старшина роты есть старшина. Десять лет как снял погоны старшины, но всегда выбритый, подтянутый, в начищенных сапогах, и белый подворотничок на гимнастёрке. Иногда, по старой привычке, звеньевых называл отделёнными, бригадиров — взводными, а трактористов — командирами машин.

Спать ложился последним на весь колхоз. Вставал первым.

Речей не произносил, может быть, не умел, а может быть, и тут привычка военная: «Есть! Будет сделано!»

И делает не хуже других председателей, но на красной доске ещё не бывал. А хочется. Да и кому не хочется на красную доску попасть!

Старики да пожилые колхозники по имени-отчеству называют председателя, молодёжь из-за уважения к боевой славе — по уставу: товарищ гвардии старшина.

Молодым нравится.

Председателю тоже: пригодится.

Молодых, неопрятно одетых, в кабинет не пускал, какое бы срочное дело у них ни было. Старики да пожилые из-за уважения к председателю сами не позволяли себе неопрятности что в одежде, что в обуви.

Правда, однажды крепко отчитали Харитона Харитоновича в районе. Даже сгоряча привесили ему ярлык лапотника, но потом извинились. А было так. В первое лето, когда Харитон Харитонович стал председателем, он пришёл на покос. Глянул, по привычке, старшина на людей и ахнул: что бабы, что мужики, что девки, что парни — все в резиновых сапогах. А жара — лоб колет.

Не только портянки, брюки мокрые до колен увидел председатель. Три дня дал сроку в лапти обуть бригаду. Бригаду в лапти обули. Все довольны. Легко, не жарко, ноги не преют.

Председателя в райком вызвали.

— …Позор на всю область, — в заключение сказали в райкоме.

— А вы людей спросите, — не оправдываясь и не споря, ответил председатель.

Забытые лапти пришли в каждый колхоз района на летнюю пору. Легко, не жарко, ноги не преют. Что на сук встал, что на камень острый — нога целёхонька.

Три здоровых парня саженными шагами вприпрыжку бегут по деревне к дому председателя. В канаве около харитоновского палисадника до блеска натёрли крапивой сапоги, подтянули пояса, одёрнули гимнастёрки — ив дом.

— За мной! — скомандовал председатель.

Скрип, скрип, скрип… — проскрипела ступеньками лестница под тяжестью четырёх великанов. Под топотом ног взвизгнули половицы верхнего коридора.

— Это как называется, товарищи командиры машин?

— Что? — не поняли трактористы.

— Несмышлёнышами прикидываетесь! А ну гляньте за реку!

— Тю-у! — удивились ребята, вытаращив глаза. — Кто-то вспахал Овсяную полянку…

— В гараж!

Топ, топ, топ… — четыре пары ног по дороге. Шлёп, шлёп, шлёп… — четыре пары ног по грязи. Плюх, плюх, плюх… — четыре пары ног по лужам.

Слева четыре длинные тени то через канаву метнутся, то пробегут по окнам изб, по палисадникам прорябят — не отстают. Справа из-за леса солнышко глядит — удивляется: «Куда это такую рань председатель с трактористами шлёпают?»

Прибежали.

— Ну, товарищи командиры машин! — закрутил светлые с проседью усы председатель. — В последний раз спрашиваю: кто из вас вспахал сегодня ночью Овсяную полянку?

Оглянулись все, и председатель тоже. Удивились.

Свежих следов выхода машин из гаража нет. Гараж открыли — ни пылинки, ни комочка глины на гусеницах. Спали ночью тракторы…

Топ, топ, топ… шлёп, шлёп, шлёп… плюх, плюх, плюх… Через луг, через поле, через реку — четыре пары ног к Овсяной полянке. Впереди председатель.

Со стороны глянуть — за зайцем скачут мужики, да пора не охотничья. Солнце греет вспотевшие лица, рябит в глазах голубоватой испариной от оттаявшей земли. Из-под ног председателя взметнулась пара испуганных чибисов и, скособочась в развороте над головами мужиков, закричала: «Чьи-вы, чьи-вы!..»

«Сам не знаю, чей я, да и я ли это?» — подумал председатель и сильно дёрнул себя за ус — не спит ли? В слезу прошибло от боли, нет, не спит. По полевой дороге: топ, топ, топ…

— Тут не только вспахано, но и овсом засеяно, — удивились трактористы, глянув на пашню.

— И засеяно, — повторил председатель, — докладывайте, чья работа.

— Не моя, — бойко ответил золотоволосый, с карими глазами, со вздёрнутым носом тракторист Ефим Солдатов, а по колхозу и среди друзей — Рыжик.

— Вижу, — подтвердил Харитон Харитонович и глянул на другого тракториста.

— Никак нет. Не моя, — отрапортовал сухопарый, жилистый, с голубыми глазами и белыми, будто седыми, волосами тракторист Иван Петухов, а по колхозу просто — Ваня Седой.