Андрей Богданов - Патриарх Никон

"Ведомо ли тебе, — говорили Никону, — что Александрийский патриарх, здесь пребывающий, есть судия вселенский?" "На Востоке и суди, — ответствовал Никон. — А я говорю, что в Александрии и в Антиохии патриархов нет! Ежели я живу не в Москве, то и они давно не бывали в своих епархиях". Патриарха Московского хотели заставить слушать греческие правила, он отказался: "Греческие правила не прямые, печатали их еретики". Российские архиереи, принявшие реформы Никона-грекофила, ужаснулись, ибо увидели, что сам патриарх стоит на позициях староверов.

Заявив, что судить его может лишь вся вселенная, Никон не знал точно, что Константинопольский и Иерусалимский патриархи отказались давать царю Алексею Михайловичу согласие на осуждение Московского архипастыря. Более того, видя, что Александрийский и Антиохийский патриархи увлеклись собиранием милостыни и на многие годы оставили свои епархии, владыки Иерусалимский и Константинопольский данной им властью извергли отступников Паисия и Макария из сана, а на место их назначили других людей. Не даром так испугались царь и его клевреты послания Никона патриарху Константинопольскому: гениальный полемист и без ответа из Царьграда выводил "соборище" на чистую воду.

"Ныне тебя, Никона, бывшего патриарха, — заявили Паисий и Макарий еще до вынесения приговора, — мы, святейшие патриархи, по правилам святых апостолов и святых отцов извержем, и отселе не будешь патриарх, и священная не действуешь, но будешь как простой монах!" "Сами вы неистинные патриархи, — отвечал Никон, — и слышал я, что на ваших престолах иные патриархи есть! Пусть великий государь укажет про то расследовать, а вы клянитесь на святом Евангелии, что сами патриархи". "Мы истинные патриархи, — отвечали в смущении греки, — и не изверженные, и не отрекались от престолов своих. Разве что турки в наше отсутствие учинили. А если кто-нибудь и дерзнул занять наши престолы неправильно и по принуждению турецкому, так это не патриархи, а прелюбодеи". Однако клясться на Евангелии Паисий и Макарий отказались. "С этою часа, — заявил Никон, — свидетельствуюсь Богом, не буду перед вами говорить, буду держать ответ только перед Константинопольским и Иерусалимским патриархами".

Царь и его советники приняли меры, чтобы выпутаться из ложного положения. Свергнув с помощью турок сурового к Паисию и Макарию Константинопольского патриарха, русское правительство спустя полгода восстановило председателей Большого церковного собора на Александрийской и Антиохийской кафедрах. Труднее было с их ближайшим помощником Паисием Лигаридом, который выдавал себя в Москве за митрополита города Газы, а оказался изверженным из сана и проклятым за связь с католиками. Но и его удалось временно, всего на месяц, "реабилитировать", употребив немалые дипломатические усилия и оделив Иерусалимского патриарха щедрой "милостыней". Пока же правительство спешило свернуть соборное обсуждение дела Никона.

12 декабря 1666 г. ему был объявлен приговор. Царя и большинства светских сановников не было на церемонии, проведенной в небольшой надвратной церкви Чудовского монастыря. Из духовных лиц не все являлись по своей воле, а Вологодского архиепископа Симеона, притворившегося больным, принесли насильно, завернув в ковер: так он и лежал в церкви в углу, плача о неправедном изгнании блаженного Никона. Принуждаемый подписать приговор, Симеон начертал: "Если это истина — да будет так; если же нет истины — я не утверждаю". Когда после угроз и сетований приговор был подписан, в церковь ввели Никона. Он молчал, пока читали греческий текст, но когда архиепископ Рязанский Иларион стал читать русский перевод, заявил, что "вины его написанные — все ложь и клевета!".

"Убийца, блудник, хищник!" — завопил Иларион, которого сам Никон рукоположил в архиереи. Но осужденный уже сдержал себя: "Чадо, благодать на устах твоих", — кротко сказал он и замолчал. Лишь когда восточные патриархи приказали снять с изверженного черный монашеский клобук, не сдержался: "Хоть собор сей и осудил меня неправедно, хоть дела мои не бывшие обличили меня, но священномонашеский образ я сохраню до исхода души моей. Вы же делайте, что хотите, ибо вы пришельцы здесь, пришли из далечайших стран и с концов земли не для того, чтобы благо или мир сотворить, но пришли из турецкого порабощения как просители, чтобы и себя обеспечить, и туркам дань воздать".

"Вопрошаю вас, откуда вы взяли законы, чтобы так дерзновенно творить? — говорил Никон. — Если бы и был я повинен и осуждения достоин, почему творите сие тайно, как тати?… Или я по благодати Святого Духа паству свою и пастырский жезл в этой церковке восприял?! Истинно, что и саму эту церковку я построил!… Я избранием Пресвятого Духа, желанием и прилежным слезным молением царя Алексея Михайловича, после его страшных клятв… восприял патриаршество в соборной церкви перед всенародным множеством. И если желаете ныне неправедно меня осудить и извергнуть, идем в церковь, где я восприял пастырский жезл!"

"Там или здесь — все едино, — ответили восточные патриархи, — все советом царя и собора архиереев совершается!" Отрабатывая мзду, сановные греки сами кинулись на Никона и содрали с него клобук с жемчужным крестом и драгоценную панагию, усыпанную самоцветами. "Как вы есть пришельцы и невольники, — сказал Никон, — то разделите драгоценности между собой, может, на некоторое время тем отраду себе обретете!"

Боясь народного возмущения, власти не объявили о низвержении Никона. С него даже не сняли архиерейскую мантию и не отняли посоха. Лишь сопровождавшие низвергнутого патриарха архимандриты кричали на него, требуя молчать, а стрельцы хватали тех, кто проявлял к Никону сочувствие. Царь не появился, но прислал ссыльному деньги и теплую одежду, прося благословения себе, царице и всему их дому. Алексей Михайлович опечалился, не получив благословения, но был более озабочен тем, как избежать смуты: велел объявить, будто "Никон патриарх пойдет из Кремля в Спасские ворота и по Сретенке". Народ удалился в эту сторону, а быстрые кони повлекли возки с Никоном и его спутниками через Каменный мост в Арбатские ворота столицы. Более тысячи стрельцов участвовало в этой операции. Алексей Михайлович думал, что отделался от Никона [31] .

Заточенный в Ферапонтов монастырь Никон был уверен, что Алексей Михайлович не сможет забыть "собинного друга" и устрашится небесной расплаты за свои деяния. Это сознание поддерживало ссыльного многие годы. Через наказы охранявшим Никона приставам царь то мучительствовал над опальным, то осыпал его подарками, моля "о умирении… благословении и прощении". Узник обещал простить государя при личной встрече и подписывался: "Смиренный Никон, милостью Божиею патриарх". Не идя на риск встречи с Никоном, Алексей Михайлович просил прощения даже в завещании. Опальный был непреклонен и к покойнику: "Воля Господня да будет! Раз он здесь с нами прощения не получил, то в страшное пришествие Господне судиться будем!" На воздвигнутых вокруг Ферапонтова больших крестах он писал: "Никон Божией милостью патриарх… в заточении за слово Божие и за святую Церковь на Белеозере в Ферапонтове монастыре в тюрьме" [32] .