Александр Боханов - Правда о Григории Распутине

Согласно его отчету «осмотром помещения, где проживает семейство Распутина-Нового, обнаружено: все комнаты увешаны иконами и картинами религиозного содержания, некоторые из них символического значения… по столам и стенам — масса карточек. На некоторых Распутин-Новый снят с Великими князьями и другими светскими и духовными особами. Есть карточки, на которых он снят со своими странницами, Скаковой, например, приложенные к данному акту осмотра».

Общее заключение от «хлыстовской обители» было у посланца епископа Тобольского Антония самое нейтральное: «В верхнем этаже обстановка городская, в нижнем — крестьянская, подозрительного ничего не найдено».

Итак, придирчивый глаз проверяющего ничего предосудительного в доме не обнаружил. Фотографии, на которых Распутин снят с Великими князьями, о которых говорится в отчете, могли быть только фотографиями двух великих князей Петра и Николая Николаевичей, мужей Милицы и Анастасии Черногорских. Ни с кем другим из великокняжеской среды в тот момент Григорий не общался. Милица Николаевна была единственным членом Императорской Фамилии, которая весной 1907 года совершила паломничество на родину Распутина и гостила у него в доме. Помощник начальника Тобольского жандармского управления в Тюменском, Ялотуровском и Туринском уездах ротмистр A. M. Поляков вспоминал: «За месяц до моего приезда в Тюмень (случилось это в начале мая 1907 года. — А. Б. ), оказывается, приезжала Великая княгиня Милица Николаевна, которая прямо с вагона, сев в тройку, укатила в село Покровское, за 75 вёрст от Тюмени к Распутину. Также через неделю она уехала обратно в Петербург».

При всём обилии опубликованных ныне фотоматериалов о Распутине его изображений с Великими князьями не существует (если они ранее и имелись), так что назвать личности Великих князей, а также «и других светских и духовных особ», запечатленных фотоаппаратом, можно лишь предположительно.

Посланец консистории с пристрастием опросил односельчан и церковный причт. Ничего не только «крамольного», но даже и «подозрительного» установить не удалось. Все крестьяне говорили примерно одно и то же: распутинская семья — обычная, христианская, в скандальных историях не замешана. Пример высказываний односельчан — мнение соседа Распутина крестьянина Михаила Зырянова, который «видел, что к Распутину приходили Николай Распутин, Илья Арсенов, Николай Распопов. Слышал из дома обвиняемого церковное пение. Видел, что живущие у Распутина девицы ведут все его хозяйство, но не замечал, чтобы он ходил под ручку с приезжими женщинами и ласкал их».

Только показания двух приходских священников Петра Остроумова и Федора Чемагина звучали диссонансом в этом людском хоре.

Первый, тот самый, кто «сигнализировал» владыке, заявил, что знает Распутина с 1897 года. За это время, как признавал священник, Григорий и его семейство «неопустительно исполняют долг исповеди и Святого Причастия». Далее свидетель показал, что сам «слышал в доме Распутина духовные песнопения и молитвы православной церкви. Окружающие Распутина относятся к нему с почтением и уважением, а слышно, что некоторые из них называют его и „отцом Григорием“». Далее «страж правоверия» признал, что «кроме обыкновенных посещений гостей, особенных молитвенных собраний у Распутина не бывает. В религиозном отношении его и весь его дом можно назвать примерным: строго соблюдаются посты, посещают храм и так далее».

Казалось бы, после такого «резюме» все прочие разговоры и утверждения неуместны. Однако нет, надо было доказать, что он не зря «обеспокоил Его Высокопреосвященство». Поэтому, не имея прямых «улик», сельский священник сочиняет обвинительный пассаж, из которого явствует, что, несмотря на внешне вполне благопристойную жизнь, Распутин среди селян «пользуется репутацией непорядочного человека, как изменившего-де своей вере православной. Ставят в виду постоянное проживание в его доме женщин и непринужденное с ними обращение, а также смущаются и частыми его поездками».

Другой священник того же прихода Федор Чемагин, знакомый с Распутиным с 1905 года, добавлял тёмных красок. Он тоже признавал, что «в религиозном отношении сам Распутин и весь его дом примерно ревностны», но тут же начинает уличать его в «неподобающем поведении». Как зафиксировал посланец консистории, «обвиняемый признался в частных разговорах свидетелю (Чемагину. — А. Б. ) в своей слабости ласкать и целовать „барынешек“. Сознался, что был вместе с ними в бане, что стоит в церкви рассеянно».

На вопрос церковного дознавателя, правда ли, что, как показал Федор Чемагин, Распутин ходил вместе с женщинами в баню, тот ответил, что это неправда, и далее пояснил, что «он в баню ходил задолго до женщин, а сильно угоревши, лежал в предбаннике, откуда вышел действительно парной — незадолго до прихода туда женщин».

Отметим здесь два обвинения, которые бросили по адресу Распутина приходские священники и которые никто больше из прихожан, родственников и соседей не подтвердил: тягу его к «барышням» и хождение с ними в баню. Собственно, ничего, кроме каких-то смутных утверждений, оба указанных пастыря привести не смогли. Никто ничего больше не знал. А ведь дело происходило в деревне! Случись нечто подобное на самом деле, быстро, что называется, весь околоток оказался бы «в курсе».

Здесь вполне уместно сделать пояснения, раскрывающие причину нелюбви местных священников к этому прихожанину. Когда Распутин стал обретать известность, когда его имя становилось популярным, то, естественно, внимание односельчан этот «Ефимов Гришка» стал притягивать всё больше и больше. После же того как стало известно, что он был в доме у Царя, а затем стали приезжать к нему и гости «из России» (первая такая «пилигримка» прибыла в 1905 году), это оказало сильное воздействие на деревенское «общественное мнение».

За Распутиным многие признали необычные способности. К нему потянулись люди, стали расспрашивать о виденном, просить советов, обращаться за помощью. Он становился видной фигурой, местным авторитетом, и невольно исполнял ту роль, которую издавна играл сельский священник. Если к этому добавить, что Распутин был невысокого мнения о «христианской доблести» штатных сельских духовных поводырей, высказывался о них порой критически (за бормотанием молитв души человеческой не разумеют), то сразу же станет ясно, почему те так невзлюбили Распутина. Они начали чернить его, не гнушаясь при этом наветами. Извечные людские пороки — зависть и злость — делали из священнослужителей клеветников и интриганов. Указанные пастыри в этом ряду были первыми, но далеко не последними.

Свои размышления о священстве Распутин высказал определенно в том же 1907 году в своем «Житии опытного странника». «Трудно в миру приобрести спасение, наипаче в настоящее время. Все следят за тем, кто ищет спасения, как за каким-то разбойником, и все стремятся его осмеять. Храм есть прибежище, и всё тут утешение, а тут-то как духовенство вообще в настоящее время не духовной жизни, наипаче следят, кто ищет бисера, и смотрят с каким-то удивлением, как будто пришли сделать святотатство. Но чего нам об этом печалиться? Ведь Сам Спаситель сказал: „Возьми крест и следуй за Мной“. Мы не к духовенству идем, а в храм Божий!».