Валентина Мухина-Петринская - Обсерватория в дюнах

- Что не будет? - с недоумением уставился на нее Евгений Петрович.

- Христина никогда уже не будет домработницей. Это прошлое, которое необратимо - по счастью! Христина уедет обратно в обсерваторию и станет работать в баллонном цехе. Место оставлено за ней: Мальшет обещал мне!

- Но кто же тогда будет за тобой ухаживать?

- Не знаю. Сдайте меня в инвалидный дом. Но Христина никогда уже не пойдет в домработницы! Это так же невозможно, как если бы предложили поступить в домработницы Мирре Павловне.

- Марфенька, ты грубишь!.. Конечно, больная, нервная, но все же...

- Я совсем не нервная! И я не грублю! Видишь ли, папа, единственное, что я сделала хорошего в жизни,- это однажды помогла хорошему человеку. Больше я ничего не сделала - не успела... И если Христина любит и уважает меня хоть немножко, она сделает так, что я буду гордиться ею. Христина, ты понимаешь меня?

- Я понимаю... Как же я смогу тебя оставить? - прошептала Христина и отвернулась, скрывая навернувшиеся слезы.

- Но как же тогда быть с тобой? - начал было Оленев.

- Не будем больше возвращаться к этой теме,- непреклонно отчеканила Марфенька.

Обескураженные родители скоро удалились. Виктор Алексеевич, расстроенный - ему было жаль Марфеньку, которую он искренне любил,- шепнул ей, прощаясь, чтоб она не унывала.

- Меньше слушай врачей, я уверен, что ты будешь скоро ходить! - добавил он, целуя ее.

- Как я смогу жить без тебя? - настойчиво спросила Христина, когда они остались одни.- Почему ты меня прогоняешь?

- Так это не я прогоняю, а главный врач!

- Я пойду к нему и попрошусь в санитарки! - воскликнула Христина.- Им как раз нужны санитарки, я видела объявление. Тогда я постоянно буду при тебе.

Марфенька рассмеялась, очень довольная.

- Сядь. Не надо мне такой жертвы. Ведь ты будешь тосковать по обсерватории... по Мальшету. Ты нашла там себя, разве не так? Ведь тебе не хватает этих людей, ты с ними уже сработалась? Правда?

- Не хватает...- честно призналась Христина.-Такие хорошие люди: Васса Кузьминична, Лизочка, электрик Гриша, Давид Ларионович... Но ты мне дороже всех, и ты... хвораешь. А разве я тебе не нужна?

Марфенька улыбнулась, просияв:

- Конечно, нужна! Страшно даже подумать: вдруг тебя не было бы совсем... Слушай, Христина, я решила. Ты поедешь домой, на Каспий, и будешь работать как работала, давно пора, так можно потерять место. Я постараюсь подлечить себя, а потом... Ты слушаешь? Ну, чего ты плачешь?

- Как я оставлю тебя одну? - всхлипнула Христина. Сердце ее, что называется, надрывалось от жалости к Марфеньке.

- Не плачь! Ты слушай... Меня здесь долго не продержат, не беспокойся!.. Ведь я хроник... Слышала, папа проговорился. А когда меня выпишут, я тебе телеграфирую, и ты приедешь за мной. Не идти же мне действительно в инвалидный дом или к этой... Мирре. Придется тебе уж... за мной ухаживать.

- Марфенька! - смеясь и плача, Христина обняла ее. - Примешь меня к себе? - строго спросила Марфенька.- Примешь, да?

- Марфенька!

- Да, да, я знаю, что никто не будет мне так рад, как ты... Но ты еще молодая женщина и можешь выйти замуж... И тогда я буду помехой... Но я что-нибудь придумаю, Христя!

- Я никогда не выйду замуж,- просто сказала Христина.

- Не будем загадывать далеко, а пока я поживу у тебя... Кто-то должен меня принять?.. Вот какое... Ну ничего, ты не расстраивайся, Христина. Я непременно что-нибудь придумаю. Какой-нибудь выход. И ты меня не жалей. Я сильная, даже если перебиты какие-то там позвонки.

- Почему же все-таки случилась авария? - в сотый раз спросила Христина.

- Тень от облака... От солнца - сразу в тень. Даже аэростат не выдержал,- непонятно сказала Марфенька.

Вошла улыбающаяся сестра и передала Марфеньке пачку писем. Четыре письма были из обсерватории - от Яши, Лизы, Мальшета и супругов Турышевых. Остальные от незнакомых людей.

После того как в "Комсомольской правде" появилась заметка "Подвиг Марфы Оленевой", где довольно красочно описывалось происшествие на Каспии, к Марфеньке стало поступать множество писем от совсем незнакомых людей. Марфенька очень любила эти письма, то и дело перечитывала их, сортировала и непременно отвечала на каждое.

Так и теперь прочли вслух все письма, и Марфенька спрятала их под подушку, что очень не нравилось медсестре, находившей это негигиеничным.

В этот вечер подруги разговаривали долго-долго, умолкая, когда к двери подходила дежурная сестра.

Вплоть до отъезда Христины Марфенька казалась очень веселой и спокойной, и та уехала с облегченным сердцем. Теперь она будет готовиться к приезду Марфеньки - ждать ее. Разлука - всего месяца на два. Скоро они увидятся! Марфенька не предугадала только одного: чем станут для нее эти "всего два месяца".

Как только Христина уехала, в опустевшей палате стало для Марфеньки нестерпимо одиноко. На нее вдруг напал страх перед надвигающейся ночью. Она попросила лечащего врача Раису Иосифовну перевести ее в общую палату. Но та неожиданно воспротивилась.

- Ваш отец договорился об отдельной палате для вас...

- Мало что он договорился! Я желаю в общую.

- Ну, я поговорю с ним по телефону.

Как назло, Оленев выехал в Ленинград в научную командировку, и телефон его был неизвестен. У Марфеньки уже были стычки с Раисой Иосифовной. Как только Марфенька пришла в себя после операции, она попросила переложить ее лицом к окну, точнее - к балкону, но ждали комиссию, и лечащий врач нашел, что "некрасиво, когда больные лежат в палатах в разные стороны".

Марфенька, разумеется, заявила, что ей "плевать на комиссию" и она требует, чтоб ее немедленно переложили, так как она "должна видеть небо". Это сделали вечером, когда Раиса Иосифовна ушла. С тех пор Марфенька невзлюбила ее и нисколько этого не скрывала. То, что Раиса Иосифовна явно заискивала перед ее отцом и Миррой, отнюдь не расположило Марфеньку в ее пользу.

Марфенька потребовала к себе главного врача, но он не пришел, так как ему, видимо, не доложили. Вместо него опять появилась Раиса Иосифовна и фальшиво-ласковым тоном стала уговаривать больную "не нервничать, быть умницей".

- Переведите меня в общую палату! - твердила Марфенька, с чувством унижения сознавая свое полное физическое бессилие.

- Не надо капризничать, здесь вам лучше! - безапелляционно изрекла Раиса Иосифовна.- Выпейте валерьянки!

Наверное, папа "благодарил" ее, сообразила Марфенька. Она пришла в ярость.

- Вы не переведете меня в общую палату?

- Я лучше знаю, где вам лежать. Вам требуется покой!

- Хорошо, тогда я объявляю голодовку!

Раиса Иосифовна от удивления даже открыла рот. Лицо ее покрылось пятнами, высокий бюст возмущенно заколыхался.

- Разве в больницах объявляют голодовки? Это лишь в тюрьмах! - пояснила она.