Роберт Харви - Освободители

Это были вполне искренние слова, хотя вряд ли они могли кого-то воодушевить. Человек, которому был подвластен весь континент, теперь стал диктатором небольшой страны. С трудом можно поверить, что он обрадовался этому. Теперь Боливар хотел спасти то, что осталось в результате его усилий.

Боливар правил легкой рукой. Сантандер был назначен послом в Вашингтон, но это назначение было отсрочено. Пресса не подвергалась цензуре. У врагов Боливара были развязаны руки. Оказалось, что старый Куло де Йерро (Железная Задница — так прозвали Боливара) сделан из недостаточно прочного материала, чтобы стать тираном для своих соотечественников.

Протеже Боливара Сукре теперь стал президентом Боливии. На поле боя он был решительным командиром. Однако в мирной жизни ему не хватало твердости — слишком часто он прощал своих врагов. Говорят, пощадил человека, которого подозревали в покушении на его жизнь. Сукре даже взял на себя расходы по его содержанию в ссылке.

Для боливийских лидеров Сукре был чужаком. Их возмущало присутствие в стране двухтысячной колумбийской армии. Реакционное правительство генерала де Ла Мара в Перу вступило в тайный сговор с генералом Гамаррой из Куско, но вовсе не для того, чтобы освободить страну от ига Великой Колумбии. Де Ла Мар вынашивал собственные амбициозные планы. Боливия была бывшей провинцией Верхнего Перу. Де Ла Мар хотел оккупировать Боливию и вновь присоединить ее территорию к Перу.

Перед лицом этой угрозы Сукре сделал попытку примирить своих врагов. Он заявил, что «оккупационные» силы Колумбии будут выведены из страны. Но в апреле 1828 года в казармах Чукисаки вспыхнуло восстание. Оно было организовано перуанцами. Сукре верхом на лошади въехал в гарнизон, чтобы усмирить бунтовщиков. Его обстреляли. Одна пуля попала в правую ногу, вторая задела голову.

Ранение Сукре стало удобным предлогом для Гамарры. Его войска пересекли границу, чтобы «защитить бесценную жизнь маршала Айякучо (Сукре) и прекратить в стране развал и анархию». Вскоре после этого Сукре оставил пост президента страны и покинул Боливию. Тридцатилетний романтичный последователь Боливара удалился с политической сцены, женился на молодой красавице из Кито Марии Карселан-и-Лареа, маркизе де Соланда. О’Лири писал:

«Сукре был очень тщеславен и уверен в себе, и не без оснований. Он во многом превосходил большинство общественных деятелей Америки, по крайней мере тех, с кем мне пришлось встречаться. По убеждениям он был либералом, а не республиканцем. Он говорил мне: „Передайте Освободителю, чтобы он объединил все войска, находящиеся в его распоряжении, и не позволял никому помыкать собой. Передайте ему, что настало время спасать страну. Если он понимает, что Колумбии необходима монархия, пусть скажет об этом, и нужные люди придут к нему на помощь“».

За пять дней в Боливии убили двух президентов. Их место занял третий. Это не предвещало стране ничего хорошего. Ее репутации был нанесен колоссальный ущерб. В стране ощущалась политическая нестабильность. Со времени установления независимости ни один президент не удержался на своем посту даже года. В отношениях между Перу и Великой Колумбией возрастало напряжение. Оно усилилось, когда Боливар подтянул свои войска к границе, а де Ла Мар привел свою армию в боевую готовность.

В Новой Гранаде произошло особенно много мятежей. Они были не столь значительны, но Боливару уже трудно было с ними справляться. Целью «черной революции» генерала Падильи в Картахене было свержение Сантандера с президентского поста. Страшным ударом для Боливара стало восстание генерала Кордовы в Антиокии. Молодой герой Айякучо поднял мятежное знамя против Боливара и был убит британским легионером. Почти наверняка это произошло не по приказу Боливара. О’Лири подавил восстание в Антиокии. О Кордове он написал: «Его самомнение было безграничным, а знание жизни недостаточным… сражаясь, как лев, он упал и, суровый, гордый и нераскаявшийся, испустил дух».

Боливар не очень охотно занимался выгодным размещением финансов Великой Колумбии и делал все, что было в его силах, для оживления экономики страны.

Однако в то время экономическое положение государства мало интересовало элиту. 25 сентября 1828 года в Боготе в доме некоего Луиса Варгаса Техады собралось много людей. Среди них были командующий артиллерийским батальоном подполковник Карухо и двое штатских активистов — Аугустин Эрмет и Флорентино Гонсалес. Эрмет и Гонсалес были руководителями оппозиционного Боливару «комитета общественного спасения». Это собрание происходило с молчаливого согласия начальника штаба армии полковника Герры и самого Сантандера, который, правда, не принимал активного участия в заговоре. Он хотел, чтобы активные действия начались после его отъезда в Соединенные Штаты Америки.

Гонсалес писал об этом: «Необходимо, чтобы пролилась кровь. Без крови не обходится ни одно великое восстание народа против тиранов. Мне было нелегко принять это жесткое решение. Двадцать гражданских лиц и двадцать пять военных под командованием Карухо в полночь должны будут ворваться во дворец правительства и захватить Боливара живым или мертвым».

…Они убили двух сторожевых собак возле дворца, закололи стражу и прорвались во дворец, тяжело ранив личного телохранителя Боливара Ибарру. Молодой британский легионер Уильям Фергюссон, защищая спальню Боливара, погиб от ножа заговорщика.

Мануэлита Саэнс была в это время вместе с Освободителем в спальне. Она оставила воспоминания об этой ночи:

«Я услышала странные звуки. Это, должно быть, убивали стражу. Я разбудила Освободителя. Он сразу же схватил саблю и пистолет и бросился к запертой двери. Я удержала его и заставила одеться. Он быстро оделся и сказал: „Что ж, теперь я готов к бою!“ — и вновь попытался открыть дверь. Я опять остановила его. „Помнишь, как ты сказал Пепе Парису, что из этого окна можно легко выпрыгнуть?“ — напомнила ему я. Спальня находилась на первом этаже. „Ты права“, — кивнул он и подошел к окну. Мимо окна проходили какие-то люди, поэтому я посоветовала ему подождать. Когда люди исчезли, я подала ему сигнал. Дверь продолжали выламывать.

Я хотела задержать заговорщиков, чтобы Боливар успел скрыться. Когда я появилась перед заговорщиками, они тут же схватили меня. „Где Боливар?“ Я сказала, что он в зале заседаний. Это было первое, что пришло мне в голову. Они обыскали дальние комнаты. Войдя в спальню, обнаружили открытое окно и закричали: „Он бежал! Он скрылся!“

Я поспешила успокоить их: „Уверяю вас, джентльмены, он здесь, в зале заседаний“. „А почему открыто окно?“ — продолжали допрашивать меня ворвавшиеся в дом заговорщики. „Это я только что открыла его, чтобы узнать, в чем дело“, — пояснила я».