Элеонора Павлюченко - В добровольном изгнании [О женах и сестрах декабристов]

Достаточно сказать, что родственниками Муравьевым приходились такие люди, как Михаил Лунин, поэт Батюшков, Иван Матвеевич Муравьев-Апостол, дипломат и литератор, отец трех будущих декабристов — Сергея, Матвея и Ипполита…

Воспитанием двух сыновей занимался сам отец, он же руководил их образованием. После смерти М. Н. Муравьева (1807 г.) все заботы легли на плечи молодой вдовы (тридцать шесть лет), которая оставила светскую жизнь и все силы отдала сыновьям: Никите (одиннадцать лет) и Александру (пять лет). Хотя по-прежнему ее дом посещали, у нее гостили подолгу Карамзин, Жуковский, Пушкин…

Вряд ли Екатерина Федоровна отличалась большой образованностью. Во всяком случае, судя по ее письмам, она была не в ладах и с русской и с французской грамматикой. Зато имела доброе сердце и неиссякаемый запас материнской любви.

Легко представить себе состояние матери, два сына которой оказываются в Петропавловской крепости. К тому же оба обвиняются в тайных злоумышлениях против обожаемого ею монарха. Но у нее достаточно сил, чтобы не выказать своего смятения, и даже больше того — поддержать и успокоить впавшего в отчаяние старшего, Никиту.

«Мой дорогой Никита. Будь абсолютно спокоен на мой счет, невидимая сила поддерживает меня, и я чувствую себя хорошо, — пишет Екатерина Федоровна сыну в крепость 29 декабря 1825 г. — Все дни перед образом нашего спасителя с горячими слезами я молю его защитить тебя. Я знаю твою душу, она не может быть виновной. Тот, кто исполнял с таким усердием все свои обязанности, кто был примером сыновьего почитания, может иметь только чистое сердце. Какие-нибудь заблуждения живого воображения, порожденные желанием добра и злоупотреблениями, которые ты мог видеть, произвели слишком сильное впечатление на твою душу и единственное, о чем я тебя заклинаю, сознаваться ангелу государю, которого нам дало небо, говорить с ним с тем чистосердечием, которое я знаю в тебе и которое является достоянием такой благородной души, как твоя. Я тебя заклинаю твоей привязанностью ко мне и моей любовью к тебе сделать это. Это твой долг перед твоим государем и твоей родиной». [85] ЦГАОР, ф. 1153, oп. 1, ед. хр. 118, л. 2 ( перев. с франц.).

Екатерина Федоровна крепко верит в бога, верит, что государя посылает на землю небо, верит, что служить родине или государю — понятия однозначные. И вместе с тем она верит в чистое сердце и благородство воспитанного ею сына, взбунтовавшегося против царя, и не боится заявлять об этом «всему свету». И до конца своих дней она, по существу, сама «бунтовала», делая все, что было в ее силах, для «государственных преступников».

Конечно, главная заслуга этой женщины в том, что она дала обществу двух настоящих людей, честных и высоконравственных (за что оба и поплатились сибирской каторгой). Мать двух декабристов — этого уже вполне достаточно для того, чтобы остаться в истории.

Но безграничная материнская любовь не сделала Екатерину Федоровну слепой и глухой к чужим судьбам и горестям (как это часто случается в жизни). Везут осужденных на каторгу — она провожает не только сыновей, но и племянника Лунина, Матвея Муравьева-Апостола, Якушкина… Провожает, хотя власти запрещают это. Полина Анненкова не без основания писала, что братьев Муравьевых старались поскорее отправить на каторгу: слишком беспокойной и смелой была их мать. [86] См.: Воспоминания Полины Анненковой. М., 1929, стр. 93.

Екатерина Федоровна на первой же станции снабдила сыновей и их товарищей большой суммой денег, на которые те сумели приобрести все необходимое для дальней дороги.

Когда жена Никиты отправилась в Сибирь, Екатерина Федоровна взяла на себя не только все расходы невестки, но и заботы по воспитанию трех малолетних внуков. Не считаясь со светскими приличиями, Муравьева могла отправить, например, чопорной великосветской барыне Анненковой записку такого содержания: «Сударыня, я получила письмо от моей невестки, в котором она пишет, что сын Ваш во всем нуждается, и я думаю, что мой долг довести это до Вашего сведения». [87] Воспоминания Полины Анненковой, стр. 116.

На помощь Муравьевой могли рассчитывать все уезжавшие в Сибирь. Мария Казимировна Юшневская по дороге на каторгу писала брату мужа 23 мая 1830 г.: «Я столько была счастлива в Москве, что никогда еще в моей жизни нигде меня столько не ласкали и не любили… Представь себе, что я без гроша приехала в Москву и нуждаясь во всем, и в такое короткое время и с такими выгодами проводили меня из Москвы в такой путь!

Я еду теперь в Сибирь, имея все, что только мне нужно. Дала Катерина Федоровна коляску, за которую заплатила 300 р. с[еребром] и которая сделана на заказ лучшим мастером в С.-Петербурге. Одним словом, она меня так проводила в дорогу, что, если бы я была ее дочь любимая, она не могла бы больше входить во все подробности и во все мои надобности». [88] Письма декабриста Алексея Петровича Юшневского и его жены Марии Казимировны из Сибири. Киев, 1908, стр. 2–3.

Снабжая всем необходимым своих детей, Екатерина Федоровна с готовностью принимала и выполняла все просьбы их товарищей: для доктора Вольфа, врачевавшего соузников, она шлет отличную аптечку и набор хирургических инструментов, для Николая Бестужева, увлекавшегося рисованием, — все необходимое для художественных занятий, а затем, когда он занялся изготовлением часов и хронометров, — «полный часовой механизм».

После 1826 г. дом Муравьевой в Москве стал своеобразным центром, куда стекалась вся информация о сибирских изгнанниках, корреспонденция оттуда, часто нелегальная. Там можно было узнать о путях и средствах сношения с заключенными, о том, как послать им деньги, посылки, письма, или просто получить утешение и помощь от доброй и сердечной женщины.

Е. Ф. Муравьева умерла 21 апреля 1848 г., пережив сына Никиту (умер в 1843 г.), его жену Александрину (умерла в 1832 г.) и не дождавшись возвращения младшего сына Александра. Внучка С. Н. Муравьевой-Бибиковой (Нонушки Муравьевой) писала (вероятно, со слов бабушки) о Екатерине Федоровне: «Она чуть с ума не сошла от горя и целые дни и ночи молилась. От долгого стояния на коленях у нее на них образовались мозоли, так что она не могла ходить и совершенно ослепла от слез». [89] А. Бибикова . Из семейной хроники, стр. 413.

Подвижничество Е. Ф. Муравьевой было замечено уже ее современниками. М. П. Погодин, известный историк и публицист, писал в некрологе о Екатерине Федоровне Муравьевой как о замечательной женщине, [90] См.: «Московские ведомости», 1848, № 51. Некролог. а Иван Киреевский, откликаясь на его заметку, сожалел лишь о том, что он мало сказал о ней. [91] ОР ГБЛ, ф. 231 (Погодина), раздел II, п. 15, ед. хр. 39/2.