Рита Мональди - Veritas

– Да, господин Атто. Сегодня ее, очевидно, здесь нет, – ответил я, тщетно осмотрев кофейню на предмет черных, как вороново крыло, волос молодой девушки.

Поистине, с улыбкой подумал я, старики как дети. Десять лет назад Атто не тронул бы жест официантки.

Брюзгливая кассирша вернулась к нашему столику и с мрачным видом поставила перед нами кофе, сливки и классический венский рогалик.

– Кровотечение из геморроидальных узлов привязало меня к туалетному стулу на весь остаток дня, – продолжал Атто, попивая горячий кофе и грызя розовый лукум, чтобы подсластить горький азиатский напиток, – и я едва не задохнулся, если бы не успел вовремя на стул и не получил бы таким образом удобство и свободу полностью отдаться делу, которым занялась природа, чтобы исцелить меня. А когда она взяла у меня столько крови, сколько посчитала нужным, она снова сделала меня здоровым. Врач назвал это почти чудом и приписал это моей хорошей конституции. Вы не можете знать этого, однако хотя я не могу теперь читать и собственноручно писать, Господь даровал мне возможность сохранять юной свою душу, невзирая на восемьдесят пять лет, которые мне исполнились 30 числа прошлого месяца.

Пока Атто разглагольствовал о геморрое и чуде долголетия, я прошептал Клоридии:

– Прошу тебя, попытайся уговорить аббата лечь в постель как можно скорее. Я не хочу, чтобы он сидел у меня на шее.

– Ты боишься, что снова попадешь в его сети? – улыбнулась она. – Не волнуйся, на этот раз можешь быть спокоен: я рядом! Меня он не пленяет, старый добрый аббат. Важно, чтобы ты никогда не оставался с ним наедине.

Это раздосадовало меня. Похоже, жена мне не очень-то доверяет! Хотя у нее были все основания, ее неловкие материнские попытки напомнить о моей ограниченности всегда действовали мне на нервы. Я скривился и не произнес больше ни слова.

– Что это такое? Круассан? – спросил Атто, касаясь рогалика на подносе, лежавшего рядом с его чашкой.

– Здесь, в эрцгерцогстве Австрийском, выше и ниже Энса, это называется рогалик, – вежливо пояснил Симонис. – Говорят, их изобрел около тридцати лет назад армянин, владелец этой кофейни «Голубая Бутылка», некий Кольчицкий, чтобы отпраздновать освобождение Вены от османского полумесяца. Поэтому они в форме лунного серпа.

– Мы в кофейне армянина? – спросил аббат.

– Все заведения, где подают кофе, находятся в руках армян, – ответил грек. – Это они открыли первые кофейни, и они обладают исключительно императорской привилегией.

– А вы когда-нибудь были лично знакомы с одним из них? Очень интересный народец, как мне кажется, – попытался я спровоцировать Мелани, вспоминая о его тайной встрече с армянином.

– Я. слышал о них, – торопливо ответил он, опуская нос в чашку с горячим напитком.

Армянин и кофе: разглядывая орлиный профиль аббата Мелани, черные очки, придававшие ему сходство со старым филином в парике, я вспоминал прошлое.

Вот снова город Габсбургов выпустил стрелу, вонзившуюся в мою память и вызвавшую к жизни воспоминания о времени двадцативосьмилетней давности. Все возвращало меня к молодости, в ту гостиницу на пьяцца Навона, где я, скромный слуга, познакомился с аббатом Мелани и моей Клоридией. В этой гостинице часто собирались маленькие группки армян, сопровождавшие своих епископов в визитах в Вечный город. Скромный и почтительный, каким я был тогда, я наблюдал за этими экзотическими прелатами и их свитой, однако не отваживался задавать вопросы, хотя мне все было любопытно. Я знал, что во время своего путешествия в Рим они останавливались в Вене. Я все еще видел перед собой их черные одежды, недоверчивое и в то же время раболепное поведение, оливкового цвета кожу, серые, словно пепел, глаза, и вспоминал странный запах, окружавший их, крепкую смесь из пряностей и кофе.

А затем в Вене я обнаружил, что черный восточный напиток и армянский народ суть одно целое. Я с удовольствием время от времени совал свой нос в одну из этих темных, но очень уютных комнат, где читали газеты, курили и играли в шахматы или бильярд. И себе время от времени я тоже разрешал выпить чашечку горячего кофе, благодаря Господа за благосостояние, которым наслаждался в Вене. При этом я рассеянно почитывал свои – итальянские – газеты, в надежде, что никто не заговорит со мной и не вынудит меня использовать свои жалкие познания в немецком языке. А когда я иногда поднимал голову, мой преисполненный удовлетворения взгляд падал на этих армян, людей с турецкими чертами лица, однако сдержанных, работящих и тихих, и радовался, что они изобрели кофейню, эту своеобразную, неповторимую славу почтенного города Вены.

Пеничек все не появлялся. Постепенно я начинал проявлять нетерпение.

– Вот это колечко, – услышал я слова Мелани, когда очнулся от размышлений и увидел, что тот показывает Симонису свою руку, – говорят, является чудодейственным средством против геморроя, если надеть его на мизинец правой руки и то и дело накрывать его другой рукой. Мне дала его одна из моих племянниц.

Какая там племянница, с улыбкой подумал я. Во время репетиции «Святого Алексия» он сказал мне, что ему подарил это кольцо великий герцог Тосканский. Как всегда осторожен, господин аббат…

– Надеюсь, оно поможет, – продолжал тем временем Атто. – А если его надеть на мизинец левой руки, то оно чудодейственно против зубной и головной боли.

– Мегаллех текуфот.

Мы обернулись. Произнесший эти слова был стариком, маленьким и согбенным, с растерянным взглядом. Он сидел за соседним столиком.

– Вас поразил мегаллех текуфот, вредная кровь геморроя, – повторил он, обращаясь к Мелани. – Вы – существо проклятое.

Мы озадаченно смотрели на него. Атто вздрогнул.

– «Текуфа» означает кровоток, как шар, который поворачивается, или же как солнце, которое с утра до вечера проходит свой круг, прежде чем вернуться на следующий день.

Мы обменялись многозначительными взглядами, в которых читалось почти облегчение: наш собеседник, кажется, слегка безумен.

– «Его кровь на нас и на детях наших», – говорится в Евангелии от Матфея. Иисус Христос был распят; чтобы прибить его к кресту, было использовано четыре гвоздя, и кровь текуфы есть не что иное, как кровь Господа нашего, которая текла из его священных ран: она будет течь, кстати, четыре раза в год.

– Ради всего святого, этот человек богохульствует, – приглушенным голосом воскликнул аббат и перекрестился.

Пока Клоридия наливала Атто в стакан воды, чтобы он немного успокоился, мы отвернулись от безумного оратора и попытались продолжить беседу. Вот только никому ничего не приходило в голову. Я поискал глазами другой свободный столик, однако вся кофейня была занята.