Рита Мональди - Veritas

– Soli soli soli… Vae soli, – бормотал Атто. – Эти камни… Я знаю этот мотив. Это соната для соло баса, Грегорио Строцци. Но как они…

Он вдруг остановился, затем к нашему величайшему удивлению выпрямился, словно свеча, и перед тем, как упасть навзничь, воскликнул:

– Vae soli, quia cum ceciderit, non habet sublevantem se! [99]

Аббат продекламировал это громким голосом, обращаясь к камням, отбрасывавшим на его лицо причудливые арабески света.

– О боже, ему плохо! – крикнул я своему помощнику, опасаясь самого страшного, в то время как мы оба подбежали, чтобы поддержать его, дабы он не упал на пол.

– Экклезиаст. Он цитирует Экклезиаста! – сказал Симонис, тоже чувствовавший себя не совсем хорошо, впрочем, как мне показалось, скорее из-за слов, которые произнес Атто, чем из-за телесного недомогания.

Мы положили аббата на доски корабельного днища. Он не потерял сознания, но, похоже, был несколько не в себе. Прежде чем упасть, он коснулся своими старческими пальцами одного из янтарей, и музыка мгновенно прекратилась, остался только первоначальный шум. Симонис растирал старику виски, грудь и ноги.

– Как он? – испуганно спросил я.

– Не беспокойтесь, господин мастер. Он потрясен, но уже отходит.

Я облегченно вздохнул, но втайне проклял агу и вечно больного Доменико. Строго говоря, было безумием брать аббата с собой на работу. Конечно, если бы мы знали, что нас ждет в Месте Без Имени…

– Мы возвращаемся, – заметил грек, – уже теряем высоту.

Летающий корабль опускался. Орлиная голова корабля, пустые деревянные глаза которой глядели в бесконечность, уже смотрела носом на поля Эберсдорфа и Зиммеринга.

Неужели мы снова приземлимся на площадке для игры в мяч? Если да, то выберемся ли мы оттуда целыми? Тем временем Атто снова пришел в себя.

– Мы должны изменить курс! – воскликнул я.

Первые попытки были абсолютно бесплодными. Мы начали с того, что все втроем осторожно встали на одну сторону корабля, затем на другую в надежде вызвать тем самым изменение направление полета, однако тщетно.

– Он падает совершенно прямо, не сбиваясь с курса, как камень, – заметил мой помощник. – Единственное отличие: медленнее.

Когда мы все вместе столпились на корме, а затем на носу, это тоже ничего особого не дало. И тут мне в голову пришла идея. Что рассказывал Пеничек о том иезуите, Франческо Лана и его экспериментах? Чтобы направить свой корабль по тому или иному курсу, он выдумал систему тяговых рычагов. В нашем случае приходилось действовать наобум, однако попытаться все равно стоило.

Я потянулся вверх и дернул за один из канатов, на которых висели камни янтаря. Желтоватые камешки беспорядочно подпрыгивали, не прекращая своего непонятного небесного жужжания, а канат вибрировал, словно струна лютни. Разрушать эту тихую, невнятную мелодию было все равно что вмешиваться в существующий порядок вещей. Меня осенило божественное прозрение, что Летающий корабль, музыка и камни янтаря – одно и то же, и мне показалось, что так было всегда и иначе просто быть не может. И насколько я мог предполагать, это мрачное ощущение не было иллюзией: к моему огромному удивлению, спустя несколько мгновений корабль сделал поворот налево, затем вправо и затем снова налево.

– Спаси, Иисусе! Что же теперь будет? – воскликнул аббат Мелани, внезапно вцепившись в руку Симониса.

Значит, действительно, подумал я, кусочки янтаря неким образом связаны с управлением кораблем. Какого рода эта связь, понять я еще не мог (да и не думал, что смогу), но для начала мне было довольно и того, что я смог повлиять на движение корабля. Тут я заметил, что небо, бывшее с утра ясным, быстро омрачилось. В Вене смена солнца на тучи происходила иначе, чем в Риме: в городе пап это словно диалог двух ученых, в Вене – похоже на ссору двух не доверяющих друг другу возлюбленных: каждые три минуты меняются фронты, правда и неправда меняются местами без меры и порядка.

– Держитесь крепче, – предупредил я обоих своих спутников и повторил эксперимент, причем на этот раз потянул за рычаги с янтарем немного сильнее.

И перестарался. Воздушный парусник яростно задрожал, нов начал мотаться из стороны в сторону, словно голова хищной птицы пыталась вернуться к своему изначальному курсу. Удержаться на ногах стало очень трудной задачей.

– Не слишком ли далеко мы зашли, господин мастер? – обеспокоенно запротестовал Симонис, тогда как аббат Мелани крепко вцепился в него своими костлявыми руками.

Дав товарищам по несчастью достаточно времени для того, чтобы удержаться, я стал предпринимать более осторожные и направленные попытки, стараясь уменьшить опасность быть сброшенными раскачиванием корабля в пропасть.

Мне удалось значительно уменьшить высоту нашего полета, а вместе с ней и расстояние между нами и Местом Без Имени, которое выразилось уже отчетливее в просторной равнине Зиммерингер Хайде. Упали первые капли дождя.

– Господин мастер, мне кажется, что корабль возвращается в свою гавань, – сообщил мне Симонис.

Я проконтролировал положение: мы направлялись прямо к площадке. Я еще не видел, ждут ли нас внутри огромного прямоугольника дикие животные; в любом случае было очень вероятно, что некоторые бестии остались голодными, если и не на площадке, то, без сомнения, где-то неподалеку. По крайней мере одно из животных наверняка хотело снова повидаться с нами: пантера, которой Симонис нанес удар метлой в глаз.

Капли с неба стали крупными и более частыми. Больше времени терять было нельзя.

– Что, черт побери, ты собираешься делать с этими канатами, мальчик? – с обеспокоенным лицом спросил аббат Мелани.

– Помешать нам приземлиться прямо в пасть большой кошке.

Ни Симонису, ни Атто возразить было нечего. Было совершенно очевидно, что решение проблемы нужно искать как можно скорее. Летели мы уже не очень высоко; поэтому я потянул сразу за несколько шатунов одновременно и отпустил, словно тетиву лука.

Корабль сотрясла настолько мощная вибрация, что я наверняка упал бы, если бы не держался изо всех сил. Атто и Симонис сидели на полу. Мы по-прежнему направлялись к площадке для игры в мяч. Какого недостойного штурмана обрел в моем лице Летающий корабль! Возвышенный ковчег истины, благородный парусник, пришедший с Крайнего запада, чтобы сделать Австрию победителем в войне, судно, которое должно было вместе с Золотым яблоком украшать высочайшую башню собора Святого Стефана, теперь пало жертвой моих неуклюжих попыток саботажа. После того как корабль спас нас, мы предали его, пытаясь изменить естественное направление полета и опустить его на землю. Промокший от дождя, я потянул за канаты снова.

Теперь раскачивание стало настолько сильным, что я тоже потерял равновесие, упал и в ужасе приготовился к тому, что мы рухнем прямо сейчас. Атто и Симонис дружно ругались. У меня не хватало мужества даже на то, чтобы проконтролировать наш курс, поскольку я опасался, что следующий толчок корабля вышвырнет меня за борт. Поднявшись, я вцепился в шатуны и еще раз потянул что есть мочи. Наконец это произошло.