Рита Мональди - Veritas

– Камилла… – пробормотала моя жена при виде молодого, искаженного болью и горечью лица.

Хормейстер велела нам следовать за собой, ей нужно было погасить свечи. Пламя отражалось в ее залитых слезами щеках, она тщетно пыталась сдержать всхлипывания, крепко сжимая руку Клоридии.

С самого раннего утра об этом говорил весь город. Сначала весть бродила, как слух, затем информации стало больше, и наконец, как гром среди ясного неба сверху спустили приказ каждый полный час читать публичные молитвы с выносом святых даров как в императорской капелле, так и в соборе Святого Стефана. В императорской капелле час за часом собирались все придворные: трибуналы, министры, гранды, кавалеры, придворные дамы и другие придворные. Также в соборе во второй половине дня читали молитвы под руководством лично монсеньора архиепископа и всего соборного капитула, к процессиям присоединялись религиозные ордены, братства, школы искусства и ремесла, а также персонал госпиталей, всегда при участии простолюдинов, которые обеспокоенно и благочинно молили ходатайства у Господа.

Затем молитвы продолжились во всех остальных приходах города и пригорода. Были даже посланы особые курьеры во все эрцгерцогство Австрийское вверх и вниз по течению реки Энс, в сорокачасовой зоне, чтобы – как можно было прочесть в воззвании – молить Господа ниспослать нашему всемилостивому и августейшему монарху долгие годы жизни и счастливого правления, в утешение верноподданному его народу и на благо всего христианства, особенно в столь опасной и тяжелой ситуации войны, в которую втянута вся Европа.

Даже живущие в императорской столице османы и иудеи назначили особые дни молитв и поста, а также раздавали милостыню.

Император был болен. Вот уже на протяжении нескольких дней он лежал в постели, отделенный ото всех, никто не имел права приближаться к нему. Но не потому, что Иосиф Победоносный не был в состоянии поддерживать разговор или председательствовать в совете министров, а потому что болезнь его была заразной. И смертельной. Ибо диагноз был однозначен: оспа.

– Как Фердинанд IV, в точности как он, – всхлипнула Камилла.

В груди моей бились дурные предчувствия.

Мои мысли возвращались к Фердинанду IV, молодому королю немцев и римлян, которого пятьдесят лет назад унесла оспа. Первенец императора Фердинанда III и старший брат Леопольда внезапно умер в возрасте почти двадцати одного года. Я знал историю вундеркинда Фердинанда по книгам, которые приобрел по прибытии в Вену: на его необычайные таланты возлагал все надежды его отец, надеясь вернуть империи былое величие после Тридцатилетней войны. Трагедия произошла в столь затруднительный момент, что дом Габсбургов рисковал вообще потерять корону. Потому что Франция тут же воспользовалась ситуацией, чтобы помешать Леопольду быть избранным императором, и тот вынужден был передать курфюрстам-протестантам огромные суммы денег за то, что те выберут его, более того, ему даже пришлось поклясться перед ними торжественной клятвой и отказаться поддержать испанских Габсбургов в войне против Франции. Так французско-испанская война закончилась поражением, и король Филипп IV был вынужден отдать свою дочь Марию Терезию Людовику XIV вместо Леопольда. Именно из этого брака и родилось право французов на испанский престол, который представлял собой причину текущей войны за наследство. Короче говоря, если бы Фердинанд не умер столь рано и столь неожиданно, французские Бурбоны не породнились бы с испанскими Габсбургами и война за испанское наследство никогда не началась бы.

Хотя молодой Фердинанд, необычайный, красивый мужчина, обладал отменным здоровьем, он быстро слег от оспы. Когда самые старые люди в народе вспоминали о тогдашнем печальном событии в императорской семье, повлекшем за собой еще много печальных событий, они содрогались от страха.

А теперь и Иосиф заболел оспой.

– Первые симптомы появились пять дней назад. До сегодняшнего дня болезнь держали в тайне. Я сама узнала только вчера вечером, – сказала хормейстер надтреснутым от слез голосом.

Так мы узнали, что Иосиф Победоносный во вторник, 7 апреля, ужинал у своей матери, и вскоре у него возникла легкая головная боль. Незначительная неприятность исчезла уже на другой день, и молодой император решил в среду утром отправиться на привычную охоту. По возвращении он пожаловался на сильное давление в груди, удушье и странные боли во всем теле. Внезапно его стошнило, вследствие чего наступило сильное обезвоживание. Позвали лейб-медика, объяснившего недомогание чрезмерным питанием во время пасхальных празднеств, он прописал на вечер порошок из толченого гиацинта и различных драгоценных камней.

Ночь прошла беспокойно. Утром следующего дня, в четверг, 9 апреля, Иосифа снова сотряс очень сильный приступ рвоты, во время которого он выплюнул слизкую, плохо переваренную субстанцию, за ней последовала желчь в больших количествах. Небольшая головная боль вернулась, но особенно его мучила невыносимая перемещающаяся боль в груди и животе, перешедшая затем в бедра. Иосиф Победоносный, молодой человек, сильный и смелый, в прошлом – храбрый солдат, кричал как ребенок. Моча и пульс, к счастью, были в норме, поэтому поставили клистир, или инсуффляцию воды с солью, которая оказала похвальное, смягчающее действие. Боли, впрочем, продолжались до вечера, крики тоже. Клистир повторили, что привело к трем приступам рвоты с желчью. Кроме того (по известному указанию Аристотеля), ему прописали порошок из почек и качественной киновари. К вечеру участился пульс, и в час ночи у него решительно поднялась температура.

Пока Камилла говорила, в моей голове, словно погребальный колокол, била дата: 7 апреля. В этот день началась болезнь Иосифа, а также в Вену прибыл турецкий ага. Более того: через день в городе появился аббат Мелани…

– А это точно, что у него оспа? – спросил я Камиллу.

– По крайней мере, так говорят.

– А каково состояние императора на данный момент?

– Ничего не известно. К сожалению, последние события держатся в строжайшей тайне. Но… куда же вы бежите?

– Ну? Что ты такое говоришь? – бормотал аббат Мелани из-под своего одеяла, с трудом ворочая языком ото сна.

– Вы притворяетесь, что ничего не понимаете? Этого я и ожидал! – кричал я, вне себя от гнева.

Подобно одной из Эриний ворвался я в спальню Атто. Я громко стучал в двери (кельи монахинь располагались довольно далеко), и Доменико, испуганно поднявшийся с постели, открыл мне, убежденный в том, что город объят огнем или ему угрожает какая-нибудь другая катастрофа.

– Турецкий ага прибыл в Вену всего за день до вас, и не делайте вид, что вы этого не знали! На этот раз вы очень хитро все придумали, со своим дервишем!