Александр Насибов - Долгий путь в лабиринте

Недоумевая по поводу странной просьбы собеседника, Эссен достал из кармана перочинный нож. Рабочий взял нож, раскрыл его и кончиком лезвия пробуравил в поясном ремне новую дыру.

- Ну вот, - сказал он, возвращая нож. - Теперь все в порядке. Первую я проколол, когда мы победили чехов и норму выдачи маргарина нам сократили на треть. Думаю, что пригодится и эта, вторая. Спасибо, дядюшка Гвидо.

Эссен посмотрел по сторонам. Никто не слышал этого разговора. Он повернулся, вышел из цеха.

Парень стоял на том же месте и с ненавистью глядел ему вслед.

"Ну и дела, - подумал Эссен. - Смотри какая неожиданность! Так вот ты какой, Герберт Хаан!

И он направился домой.

В длинном тяжеловесном здании из серого камня, построенном на паях рабочими завода, он занимал крохотную квартирку на втором этаже.

Поднявшись к себе, Эссен отпер ключом дверь, распахнул окно, заставленное горшками с резедой и гвоздикой. Поспешив в ванную, принес оттуда лейку и поставил ее на подоконник, рядом с цветами. И только потом стал переодеваться.

Четверть часа спустя, когда на кухне он кипятил воду для кофе, у двери позвонили.

Он отпер. В дверях стоял Кузьмич.

- Я еще издали увидел лейку на подоконнике, - сказал Кузьмич и улыбнулся.

- Да, лейка на месте. - Эссен тоже улыбнулся и отступил на шаг, освобождая дорогу гостю. - Входите, товарищ. Я извещен и жду вас.

Это была их вторая встреча. Первая состоялась больше года назад.

Руководитель берлинских антифашистов сказал об Эссене так:

- Верю ему, как самому себе. Прирожденный революционер и конспиратор. Раньше многих из нас понял, что обстановка в стране складывается в пользу нацистов и что они могут захватить власть. Тогда же предложил инсценировать переход на сторону нацизма, надеть личину ренегата. И с тех пор мужественно и умело ведет свою трудную роль. Сейчас возглавляет подпольную группу, которая занимается самым опасным делом - разведкой в секретных службах нацистов.

Дальнейшие события показали, что люди, рекомендовавшие Эссена, были точны в его характеристике. Конечно, многое из того, что поступило от Алекса, как конспиративно именовался глава группы подпольщиков, стало известно советской разведке и из других источников. Но это не только не умаляло значения деятельности Эссена, но, напротив, подтверждало, сколь ценной является его работа: так уж заведено в разведках, что полученные по одному каналу сведения лишь тогда считаются достоверными, если подтверждены (разведчики говорят: "перекрыты") иными сообщениями. Так вот, вся информация Алекса, которую Центр имел возможность перепроверить, вся без исключения оказалась достоверной и точной. Сведения были весьма важные, в них шла речь о некоторых сторонах деятельности абвера и СД, о новых военных разработках, в частности о прицелах, дающих возможность пилотам производить бомбометание в ночное время...

И все же одна из главных задач, порученная Алексу, долгое время оставалась нетронутой. Лишь две недели назад Эссен сообщил в Москву, что в поле зрения наконец возник нужный объект. Кузьмич получил указание срочно встретиться с руководителем группы...

Пока хозяин возился на кухне, разливая кофе, Кузьмич сидел на крохотном диване и рассматривал комнату, в которой находился. В ней было метров двенадцать. Обстановку кроме дивана составляли стол и полочка книг над ним, несколько стульев и кресло, еще столик в углу, под портретом Гитлера, а на столике, покрытом алой бархатной скатеркой, книга в коричневом переплете с металлическими уголками гитлеровская "Майи кампф".

Вошел Эссен с подносом, снял с него чашки, вазу с галетами.

- Кофе будем пить с сахаром, - объявил он. - Кофе тоже почти настоящий. То и другое выдано мне вчера по особому списку "образцовых немецких рабочих". Так что у нас праздник. - Взгляд Эссена скользнул по лежащему на столе номеру "Фолькишер беобахтер" с речью и изображением Гитлера. - Двойной праздник: настоящий сахар и... настоящая война!

- Да, дела, - протянул Кузьмич. Он посмотрел на подоконник. Лейка на месте. Ждете еще кого-нибудь?

- Придет тот самый человек.

- Расскажите о нем.

- Он моих лет. Росли вместе: жили в соседних домах. Когда подросли, обоих призвали в один и тот же полк. Весной пятнадцатого ему оторвало снарядом левую ступню. Годом позже я вернулся из госпиталя с поврежденными легкими и больными глазами. И тут мы встретились снова. В восемнадцатом оказались в Баварии - сперва он, потом я. Были свидетелями провозглашения Советской республики и ее гибели. В эти дни бедняге снова досталось: в схватке с полицией заполучил рану в ту же ногу, пуля пробила мякоть бедра. Случилось так, что я находился неподалеку, оказал помощь. Потом, когда революция была подавлена, начались скитания в поисках работы. Оба мы порядком наголодались, прежде чем обрели работу и кров.

- Он стал "нацистом" при тех же обстоятельствах, что и вы?

- Да. Тогда-то мы и вступили в новые отношения... Короче, мне досталась роль руководителя.

- А он попал к вам в подчинение?

- Верно... Вот я и посоветовал ему определиться в услужение к какому-нибудь нацисту из видных: с таким увечьем ему было трудновато работать на заводе. Да и не нужен он был мне в роли рабочего. А на новом месте возможна перспектива... Так он попал к своему теперешнему хозяину. Сперва был камердинером, потом получил повышение, стал управителем поместья. Видать, понравился... Год назад потерял жену. За неделю сгорела от крупозного воспаления легких. Она была очень дружна с моей Кристиной.

Кузьмич невольно огляделся. В комнате ничто не указывало на то, что здесь живет и хозяйка. Эссен перехватил его взгляд.

- Нет ее, Кристины, - угрюмо сказал он. - Давно нет. Видите, какая штука: не смог бы я изображать этакого сукина сына, находись она рядом. Жене полагается быть под стать мужу. А она резкая, прямая до наивности. Чем-нибудь да выдала бы нас.

- Отправили ее куда-нибудь?

- Пришлось нам "поссориться". - Эссен усмехнулся. - Словом, развелись, и она уехала. Для всех - к каким-то своим родственникам в Тироль.

- А на самом деле?

- Да у вас она, - сказал Эссен и рассмеялся. - Седьмой год, как живет в Москве...

Кузьмич молча смотрел на сидящего перед ним человека и чувствовал, как поднимается в груди горький комок.

Эссен снял очки, вытер покрасневшие глаза.

- Однако задерживается наш товарищ, - сказал он, взглянув на часы.

В этот момент позвонили.

Вошел коренастый мужчина с шишковатой большой головой и мощным торсом. Сделал несколько шагов, чуть припадая на левую ногу, мельком взглянул на незнакомца и нерешительно остановился.

- Представься, - сказал Эссен, появляясь вслед за ним из передней. Он показал на Кузьмича: - Это наш большой друг.