Феликс ШАБУЛЬДО - Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского

В чем же причина переориентации московского великого князя и какую роль в этом сыграл Киприан и круги светской и духовной феодальной знати, стоявшие за ним? Отвечая на первый из /120/поставленных вопросов, исследователи обычно определяли время приезда Киприана в Москву маем 1381 г. и рассматривали его как прямое следствие победы на Куликовом поле, что, на наш взгляд, верно лишь отчасти. Так, И. Б. Греков, совершенно справедливо указав на существование скрытых политических контактов между Киприаном и Дмитрием Московским еще в пред-куликовский период, тем не менее, сделал вывод, что только "после Куликовской битвы (великий московский князь. – Авт. ) смог приступить к реализации общерусской программы, к установлению сотрудничества с митрополитом Киприаном". [536] Греков И. Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV–XVI вв. – С. 64– 65; Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. – С. 133, 138–139. Появление Киприана в Москве в 1381 г. И. Б. Греков объясняет тем, что "после одержанной победы и превращения Москвы в главный центр консолидации русских земель Киприан с его планами создания общерусской митрополии стал естественным союзником Дмитрия Донского". [537] Греков И. Б. Место Куликовской битвы в политической жизни Восточной Европы конца XIV в. – С. 135. Разделяя мнение известного ученого о том, что с победой на Куликовом поле были созданы условия для перехода к явным и официальным формам политического сотрудничества между Дмитрием Донским и Киприаном и теми политическими силами, которые они возглавляли, отметим, однако, что сама Куликовская битва явилась результатом реализации общерусской программы и достигнутого накануне ее военно-политического единства большей части "Русской земли".

Попытку отойти от историографической традиции сравнительно недавно предпринял Г. М. Прохоров. Он поставил под сомнение одну из летописных версий, согласно которой связанная с приглашением Киприана весть о смерти "нареченного" митрополита Михаила-Митяя достигла Москвы лишь спустя полтора года, как она свершилась, одновременно с приходом послов от воцарившегося в Орде хана Тохтамыша. "Итак, – резюмирует свои наблюдения Г. М. Прохоров, – осенью 1379 г. московский князь становится на тот путь, который приведет его к решению пригласить из Киева в Москву столь нежеланного до сих пор Киприана". [538] Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – С. 104. Он же особо подчеркнул связь между отходом Дмитрия Московского от активного антиордынского курса в 1378–1379 гг. и его действиями, направленными на создание подчиненной великокняжеской власти церковной организации во главе с Михаилом-Митяем. [539] Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – С. 48–50, 84–85. Возвращение Дмитрия Московского к активной антиордынской политике исследователь также датирует осенью 1379 г. и причину этого видит в переориентации московского великого князя на церковные круги, которые находились под влиянием Сергия Радонежского и его племянника симоновского игумена Федора и являлись сторонниками Киприана и его курса на открытую конфронтацию с Ордой. [540] Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – С. 103, 104, 117. Выводы и наблюдения Г. М. Прохорова, как и в целом его исследование Повести о Митяе, открывают новые более широкие возможности для углуб- /121/ленного изучения столь сложной и противоречивой эпохи в истории феодальной Руси, как Куликовская. Но они же подвергают сомнению ставшие уже общепризнанными даты некоторых важнейших событий и фактов, связанных с деятельностью Киприана, и требуют их уточнения. Г. М. Прохоров не сделал этого и поэтому, в конечном счете, должен был задать себе вопрос: если великий московский князь стал на сторону "монашеской партии" осенью 1379 г., а вести из Константинополя пришли в Москву раньше февраля 1381 г., то почему же он ждал этого времени, чтобы послать Киприану в Киев приглашение сотрудничать с ним? По мнению Г. Прохорова, только после того, как весть о гибели Мамая, принесенная послами Тохтамыша, убедила Дмитрия Донского в том, что война выиграна, а "политическая линия монашеской партии не оказалась гибельной и даже принесла добрые плоды", он "решается, наконец, сделать последний шаг на том пути, на который он встал осенью 1379 г., после отъезда Митяя, – решается послать за митрополитом Киприаном". [541] Прохоров Г. М. Повесть о Митяе… – С. 111. Такое объяснение причины задержки с приглашением Киприана в Москву не представляется убедительным. Тем не менее, выводы Г. М. Прохорова позволили Г. А. Федорову-Давыдову вполне резонно утверждать, что "перед Куликовской битвой Дмитрий (Московский. – Авт. ) апеллирует к Киприану и его политике митрополии "всея Руси". [542] Федоров-Давыдов Г. А. Монеты Московской Руси. – М., 1981. – С. 56–57.

Таким образом, осталось сделать всего один шаг, чтобы признать фактом политическое сотрудничество Киприана и поддерживавших его феодалов Великого княжества Литовского с правителем Московского великого княжества в канун Куликовской битвы. Но прежде, чем сделать этот шаг, необходимо все-таки установить: во-первых, действительно ли было возможно это сотрудничество осенью 1379 г., во-вторых, подтверждается ли оно историческими источниками. Важно также выяснить его ближайшие политические последствия, т. е. какое влияние оно оказало на разгром полчищ Мамая в 1380 г.

Что касается возможности политического сотрудничества между определенными кругами феодалов Великого княжества Литовского и Московского великого княжества накануне Куликовской битвы, то в этом вопросе определяющими моментами являются обоюдная заинтересованность и наличие соответствующих политических предпосылок. Как уже отмечалось, у Киприана была особая заинтересованность в сотрудничестве с московским великим князем, но при условии признания за ним прав на митрополию "всея Руси". Вероятнее всего, что инициатива в установлении контактов между ними в 1379 г., как и годом ранее, исходила от киевского митрополита. Поводом могли послужить события в Константинополе, весть о которых прежде других мог пере- /122/дать Киприан. О них довольно скоро стало известно и в Москве. Это обстоятельство особо подчеркивается в соборном определении патриарха Антония 1389 г.: "Скоро, однако, ложь обличается; ибо великий князь московский, увидев его (Пимена. – Авт. ), сверх всякого ожидания, митрополитом, или, точнее, узнав о нем все, прежде нежели он явился, призывает кир Киприана". [543] Памятники древнерусского канонического права. – Прил. № 33. – Стб. 210. Летописная Повесть о Митяе, возможно, сохранила слова, которыми эта весть была передана Дмитрию Московскому: "Митяй твои умре, а Пимен стал в митрополиты". [544] Симеоновская летопись. – С. 125.