Владимир Мартов - Карл Великий

Разметав густые ветви, на поляну вслед за собаками ворвались четыре всадника.

– Все в порядке, Карл! – громко крикнул Харольд, соскакивая с коня.

– Твоими молитвами, – буркнул Карл и, ухмыляясь, закончил: – Если ты всегда так собираешься охранять своего короля, то тебе лучше сторожить девственность валансьенских красоток. Брюхатость им обеспечена.

– Святая Дева, – крестясь, только и нашел что сказать Харольд, увидевший тушу гигантского зубра, в которой еще торчали кинжал и копье Хруотланда и стрела Карла, – и еще раз проговорил: – Святая Дева!

– Хватит бормотать, мой верный Харольд, займись лучше делом. Проклятый жеребец испугался быка и, сбросив меня, удрал. Найди его. И отрубите голову зубру. Она достойно украсит твою виллу, барон, – закончил Карл, поворачиваясь к стоящему рядом Хруотланду.

Только сейчас Харольд обратил внимание на стоявшего рядом с Карлом молодого воина и окаменел. Откуда здесь взялся этот незнакомец и почему Карл величает его бароном? Всех местных сеньоров он знал, да и не походил на богатого барона этот простовато одетый охотник. Вот только конь! Редкостный красавец. Не иначе происки нечистой силы, заморочившей ему голову. Хотя сейчас день, а ведьмы хозяйничают по ночам, думал суеверный Харольд. Но кто их до конца знает, повадки этих помощников сатаны.

– Виллы нет, государь, как нет даже простого дома, – грустно сказал Хруотланд. – Я всего лишь бедный воин. Впрочем, с этим я и ехал к своему королю. Искать справедливости.

– О справедливости мы поговорим потом, в дороге, – перебил его Карл и рявкнул, обращаясь к своему главному лесничему: – Пошевеливайся, Харольд, или мы застрянем здесь до темноты, а там уж точно нас опутают твои любимые ведьмы и эльфы, а то и упыри пожалуют. Да не забудьте копье и кинжал барона.

– Избави Боже! – закрестился Харольд, отдавая, однако, соответствующие распоряжения: – Модред, отправляйся за берберийцем, а вы двое отделите-ка голову этому бычине, – сказал он и, повернувшись, обратился к Карлу: – Где ты повесишь свой трофей, Карл? На вилле в Валансьене или…

– Во-первых, это не мой трофей, а Хруотланда, а во-вторых, этот доблестный воин только что спас жизнь вашему королю. И мне почему-то думается, что выполнял он чью-то чужую работу. Не так ли, сын медвежатника и знаток лесов? – насмешливо ответил король. И добавил: – За что и дарован титулом барона.

Рот Харольда открылся, закрылся, снова открылся, да так и застыл.

– По-моему, ты собрался пообедать последней отлетающей на юг птичкой, Харольд. Если так, не надейся. Все уже улетели, так что закрой рот, а то застудишь изнутри свой бурдюк для жареной оленины и пива. – Карл явно наслаждался растерянным видом своего главного специалиста по лесам и охоте. – И еще, Харольд, отныне Хруотланд будет постоянно сопровождать меня на охоту – конечно, вместе с тобой. Ты будешь бороться с чертями, а он с остальными лесными зверюгами.

При этих словах Карла присутствовавшие воины расхохотались. Улыбнулся и Хруотланд, с любопытством разглядывая здоровенную фигуру главного королевского лесничего.

– В путь, – прервал хохот левдов Карл, увидев Модреда, подводившего недалеко сбежавшего берберийца.

Рог зубра лишь прочертил по крупу коня, кровь уже еле сочилась, и успокоившийся жеребец готов был снова нести на себе всадника.

Этим же вечером в большом зале валансьенской виллы, сидя у огромного камина, в котором жарко пылало целое бревно, беседовали три человека. Завывавший снаружи стылый осенний ветер рвался тоже принять участие в разговоре, но крепкие стены и плотно подогнанные стекла в дубовых рамах не пускали его.

До этого они отслужили молебен во спасение в местной церкви. Не слишком религиозный Карл, хотя Рождество Христово и Пасха всегда были его любимыми праздниками, обычно посещавший лишь заутреню и быстро читавший «Кредо» или молитву Иисусову, а потом старавшийся сразу ускользнуть на охоту или заняться иной какой забавой, в этот раз с удовольствием внимал речам отца Стурмиеля, восславившего Господа, и пять раз прочел «Отче наш» и «Кредо».

И сейчас, держа в руке большой кубок, наполненный красным рейнским вином, Карл, в простой домотканой тунике и войлочных туфлях, слушая вполуха своего недавнего спасителя, мысленно возвращался к событиям последних дней и удивлялся. Тоскливая безнадежность, поселившаяся в нем после разговора с матерью, отступила. Пережитая смертельная опасность помогла ему снова стать тем жизнелюбивым, увлекающимся и слегка легкомысленным Карлом, каким он был всегда. Страх и неуверенность его другого одинокого «я» исчезли. Не навсегда – он это понимал. Но… «Провидение за нас, – думал Карл. – В конце концов все как-нибудь уладится. Да и Дезидерий еще может отклонить подобный брачный союз. Вот и не придется расставаться с Химильтрудой». И хотя гордость короля франков восставала против такой возможности и подобного решения со стороны каких-то там лангобардов, которых громил еще его отец, по-человечески Карл был бы рад отказу ломбардца. Неожиданно его мысли перескочили с Химильтруды и Дезидерия на маленький постоялый двор под Геристалем, и он с удовольствием вспомнил красивую юную швабку.

«А неплохо бы завтра прокатиться в близлежащую деревушку и прихватить одну из местных красоток», – подумал Карл, и губы его сами собой растянулись в улыбку.

Харольд, больше слушавший и лишь иногда вставлявший два-три слова, периодически вставал и подливал всем вина, одновременно подавая прямо на вертелах куски жареной свинины. Одного кабанчика из семейства он все-таки успел добыть, и сейчас его сочное мясо они и поглощали.

– Ее мать умерла, когда малышке было четыре года, а отец – Двельф – погиб почти год назад в стычке с бриттами, – рассказывал Хруотланд, переодетый, так же как и Карл, и потягивавший рейнское небольшими глотками. Отблески пламени играли на его лице, придавая повествованию особую трагичность. – К сожалению, Двельф только после рождения дочери узаконил союз с ее матерью перед алтарем. Он умер на моих руках, но перед смертью дал согласие на мой брак с Кларингой.

– О, так ты тоже охоч до женской плоти? – рассмеялся Карл.

Хруотланд как-то странно взглянул на него, и Карл смутился, поняв всю неуместность вырвавшихся слов, отразивших метавшиеся и прыгавшие в нем мысли. Он глотнул вина и сказал:

– Не слишком удачные шутки бывают даже у королей. Рассказывай, рассказывай. Поверь, я внимательно тебя слушаю.

– Вот тут-то и появился барон Ранульф, – продолжил Хруотланд, снова переводя взгляд на ярко пылавший камин. Его обычно голубые глаза потемнели, и горькая складка пробежала от уголка рта. – Он дальний родственник Двельфа и Кларинги.