Владимир Мартов - Карл Великий

– Скоро ты утратишь способность что-либо слышать, – усмехался молодой жрец, дергая пленника за волосы и обращая его лицом вверх. – Взгляни, сколько черепов болтается на ветках Ирминсула. Твоя дурацкая башка составит им компанию.

– Если только сюда не явится бесстрашный Карл, – сказал франк, рассматривая идольское древо.

Это был высоченный ясень в три обхвата, кору его испещряли вырезанные тотемические изображения людей, животных, солнц, лун, деревьев и птиц. Искусно вырезанный из дерева ястреб Ведерфёльн с распростертыми крыльями был прикреплен под самою кроной. Прямо над ним болтались гроздья черепов, человеческих, коровьих, козлиных, бараньих, кабаньих. С некоторых из них вороны еще не вполне склевали мясо, и временами мерзкий сладковатый запашок щекотал ноздри тех, кто стоял под самым древом. Четыре оленьих скелета были привязаны к середине ствола, прямо под ними блестела в лучах заката до жара начищенная медная белка Айхрата, еще ниже раскрывал пасть дракон Нидерхёгг, также отлитый из меди, а у самых корней кольцами извивались тоже медные нидергеймские змеи. Жертвенный котел, в который обычно изливали кровь, располагался возле самого Ирминсула, а рядом с ним был врыт в землю огромный бивень мамонта, остро заточенный, предназначенный для того, чтобы насаживать на него обреченных на жертвенную смерть людей. Саксы называли его зубом Ифы, таинственного зверя, жившего в стародавние времена в здешних лесах.

Все было готово к началу ритуала, уже барабаны издавали глухие размеренные удары, а солнце склонилось почти к самым верхушкам темневшего в отдалении леса. Как только оно коснется их, наступит время совершать жертвоприношения. Жрецы начали петь гимны Ирминсулу, напоминая идолу, что именно от него и произошло великое и наилучшее в мире племя саксов, которое со временем расселится по всей земле, и тогда не будет ни франков, ни сорбов, ни баваров, ни аваров, ни бургундов, ни ободритов, никого, кроме замечательнейших, умнейших и храбрейших саксов.

Солнце коснулось верхушек деревьев дальнего леса, и верховный жрец Лидулфокс, вскинув руки, воскликнул:

– Хайль, Ирминсул, хайль, хайль! Поклонимся великому прародителю саксов и принесем ему жертву многую, жертву тучную, жертву священную! О Ирминсул, предок наших предков, рожденный Вотаном и Фриггой, прими нашу жертву и спасай нас впредь, как спасал испокон веку от всех врагов-соседей наших.

Молодой жрец вновь дернул пленного франка за волосы, поднимая его на ноги, ибо его очередь была первой. В этот миг слева от закатного солнца из Эресбургского леса стали выезжать облаченные в доспехи всадники и стремительно приближаться к месту, где начинался жуткий ритуал. Впереди всех на вороном коне скакал высокий и широкоплечий витязь с пышными усами и густой шевелюрой, ниспадающей на плечи, красиво встряхиваясь на скаку. Массивная голова этого витязя крепко сидела на короткой и сильной шее, крупные и живые глаза стального цвета пылали справедливым негодованием. Червленый плащ развевался за его спиной, хлопая краями.

На полпути от леса до Ирминсула он выхватил из ножен меч длиною в вытянутую руку и взмахнул им над головой.

– Карл! Да ведь это же наш Карл! Я знал, что он прискачет и спасет нас! – воскликнул франк, которого уже подвели к зубу Ифы и стали поднимать и раскачивать. Еще мгновение – и его бросили животом на острие бивня, который пропорол несчастного насквозь, так что тот оказался нанизанным на врытый в землю бивень. Бедняга заревел от боли, горюя, что смерть не постигла его сразу. Большой отряд, возглавляемый королем Карлом, быстро приближался.

Молодой жрец взял остро отточенный кинжал и ловким движением отсек умирающему франку голову. Толпа саксов стала испуганно расступаться, давая дорогу скачущим франкам. Какого-то замешкавшегося Карл сплеча рубанул наотмашь, вмиг отправляя в загробное царство Хелле, которое, по саксонским поверьям, располагалось прямо под корнями Ирминсула. До следующего приготовленного к жертвоприношению пленника очередь дойти не успела. Карл и его воины уже остановили коней под священным ясенем. Молодой жрец смело бросился на короля с кинжалом, но меч Карла со свистом отсек ему голову, уравняв с только что принесенным в жертву франком.

Еще несколько жрецов и участников ритуала обагрили осеннюю траву под Ирминсулом своею кровью. На сей раз жертвами оказались они, а не связанные пленники. Верховный жрец Лидулфокс, с ненавистью глядя на чужеземцев, громко обратился к ним:

– Кто вы такие и по какому праву нарушаете наш святой праздник?

– Я – Карл, помазанник Божий, Христов воин и защитник христиан, враг поганых язычников и ненавистник их мерзостей, – отвечал король франков. – Вот кто я такой и вот каковы права мои. А ты, смрадный старец, насколько я понимаю, заправила на этом гнусном шабаше?

– Я верховный жрец Ирминсула Лидулфокс, – произнес старик с достоинством. – И я не признаю тебя помазанником Божиим, а считаю разбойником и нечестивцем. Рано или поздно твоей голове придется болтаться на ветвях Ирминсула. Я презрительно плюю на твою хамскую спесь и все твои ничтожные титулы.

– Что ж, – скрипнул зубами Карл, – тем легче мне будет не уважить твою старость.

И с этими словами он подъехал к Лидулфоксу и снес ему голову своим мечом. Видя это, саксы кто вскрикнул, кто громко застонал, а некоторые упали на колени и стали совершать поклоны, навеки прощаясь с Лидулфоксом, чье обезглавленное тело рухнуло к подножию Ирминсула, обагряя кровью корни древа.

– Господь завещал нам прощать врагов своих, – обратился Карл к франкскому воинству.

– Но прощать врагов Господа нашего Иисуса Христа – не то же самое, что прощать своих личных врагов, и есть великий грех. Из всех здесь собравшихся убитый мною только что жрец был самый яростный и заклятый враг Христа Спасителя. Обезглавив его, я исполнил долг христианина. Но нам нужно еще в корне уничтожить заразу языческую. Берите топоры, взятые нами с собой, слезайте с лошадей и рубите идолище поганое.

Подданные короля послушно бросились исполнять волю своего государя, и вскоре обширнейшая поляна огласилась громкими стуками топоров. Толпа саксов завыла, заплакала, запричитала. Теперь уже почти все пали на колени и бесстрашно посылали проклятия в адрес Карла и его франков, умоляли Вотана и Тора обрушить гнев свой на их головы немедленно, послать разящие молнии, оживить медных змей и дракона, чтобы они пожрали святотатцев. Но тщетны были их мольбы и проклятия. На закатном небе блуждали столь мирные по виду облака, что трудно было вообразить, как из них начнет высекаться молния, а оживление змей и драконов было бы и вовсе не слыханным чудом. Из всех саксов нашлось лишь трое отчаянных смельчаков, которые бросились с оружием в руках на франков и были тотчас же убиты. Больше попыток воспрепятствовать ниспровергателям идола не наблюдалось. Раздался страшный треск, Ирминсул дрогнул и принялся медленно валиться на бок прямо в сторону того леса, за коим только что спрятался алый диск солнца. Рыдания и вопли горестных саксов усилились, священный Ирминсул, который, по их верованиям, должен был стоять вечно, с великим шумом рухнул на землю, похоронив под своей кроной несколько десятков особо преданных ему идолопоклонников, которые не стали убегать, оставаясь коленопреклоненными и Стойко ожидающими своей участи.