Коллектив авторов - «Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

Тогда‑то я понял, как надо по–ленински выполнять распоряжения.

Когда мы собрались в длинном и узком коридоре вагона, Ленин разъяснил нам, что следует говорить на суде, если кадетское правительство арестует нас за переезд через германскую территорию.

— Мы должны будем, — указал Ленин, — держать себя не как подсудимые, а как обвинители правительства, которое не позаботилось о нас, проведших многие годы в эмиграции, не определило маршрута нашего возвращения в революционную Россию, не сделало по этому поводу никаких представлений правительствам держав–союзников.

Ленин беседовал с нами, и каждый сознавал что вот сейчас в Россию едет именно тот человек, который создан для русской революции, который больше всех болеет душой за ее судьбы.

Поезд все мчался вперед и вскоре остановился у границы Финляндии. Пограничная река Торнио была еще затянута льдом, и мы переехали через нее на санях.

На железнодорожной станции, находившейся на территории Финляндии, нас ожидал воинский отряд. Офицеры занялись проверкой наших паспортов. Часть из них была настроена враждебно и смотрела на каждого из нас глазами, полными злобы, другие же не скрывали своего дружелюбия. Что же касается солдат, многие из которых побывали на фронте и явились свидетелями исторического акта отречения Николая II от престола, то они были обрадованы и взволнованы встречей с нами.

Проверка паспортов закончилась, и мы сели в другой поезд, умчавший нас в Петроград. На лице Ленина играла торжествующая улыбка. Заметно было, как ему трудно скрывать радость. В купе к Владимиру Ильичу входили товарищи. Каждого из них интересовали те или другие животрепещущие вопросы, на которые Ленин охотно давал исчерпывающие ответы. Он объяснял, какой позиции мы должны придерживаться в отношениях с меньшевиками и эсерами, какова должна быть наша тактика в борьбе за победу большевистских лозунгов. Я также решился задать Владимиру Ильичу интересующий меня вопрос:

— Если Грузия потребует автономии, как должны будем вести себя мы, грузинские большевики: поддерживать это требование или нет?

— Конечно, поддерживать, как же иначе? — ответил Ленин, взглянув на меня удивленно. — Если Грузия и отделится вначале, то после нашей победы обязательно присоединится к России!

— Вот видишь! — многозначительно сказал я, подойдя к Миха.

Тот заметил на это:

— И я придерживаюсь такого же мнения. Жаль, не захватил с собой своих записей. Показал бы их Ленину, обрадовал бы его.

Вблизи Гельсингфорса в один из вагонов нашего поезда села большая группа солдат. Мы заходили к ним, расспрашивали о событиях, просили подробно рассказать о революции в Петрограде, о том, что они пережили на фронте…

Солдаты охотно отвечали на наши вопросы. Узнав, что с нами едет Ленин, они высказали свою сокровенную мечту встретиться с ним. Мы сообщили Владимиру Ильичу, что в ближайшем вагоне едут демобилизованные солдаты и что они хотят видеть его. Ленин сейчас же направился к ним в вагон.

Долго длилась беседа. Много вопросов было задано и солдатами и Лениным. Слушая ответы, подтверждавшие его выводы, Ленин смотрел на нас и восклицал торжествующе:

— Слушайте! Слушайте!..

Мы не сразу могли понять, почему Ленин заостряет наше внимание на каком либо моменте из рассказов солдат. Как будто не было ничего важного, такого, — на что следовало обратить особое внимание. Но как только Ильич разъяснял нам, — все подчеркнутое нм становилось ясным и понятным.

Побеседовав с солдатами, Ленин вернулся в свой вагон и, взволнованный, долго шагал по коридору. Я смотрел на него и думал о том, с каким энтузиазмом встретит его пролетариат России, как полюбят его петроградские рабочие, какие неожиданные изменения внесет он в революционную жизнь страны.

Поезд шел между бесконечными рядами елей, приближая нас к конечной цели нашего путешествия. Мог ли знать машинист, что среди пассажиров находится тот, кому предстояло потрясти весь мир! Впрочем, об этом не знал не только машинист. И мы, с которыми Владимир Ильич запросто общался каждый день не представляли себе, что под лозунгами этого коренастого, широкоплечего человека, который сейчас шагает по коридору вагона, через несколько месяцев победит социалистическая революция.

Ленин еще раз напомнил нам, как мы должны себя держать, если агенты Временного правительства подвергнут нас репрессиям, лишний раз подчеркнув что трибуну суда необходимо использовать для агитационных целей. Такова всегда была тактика Ленина — использовать все в интересах революции.

Мы приближались к станции Белоостров. Я достал красный шелковый платок, переданный нам на вокзале Женевы, и, привязав его к ручке зонтика, выставил в окне вагона. Поезд мчался, а миниатюрное красное знамя развевалось на ветру.

— Нет, не посмеет! Не посмеет Временное правительство арестовать нас, — говорил Миха Цхакая, обращаясь ко мне, — а если и посмеет, то тем хуже для него!

Поезд с грохотом подошел к Белоостровскому вокзалу. Невиданная картина представилась нашим взорам. На перроне стояла с красными знаменами большая группа рабочих и матросов. По всему было видно, что они вышли кого‑то встречать. Когда поезд остановился, рабочие направились к нашему вагону

— Да здравствует революция! Да здравствует, Ленин! — неслись к нам слова приветствии.

Ленин и мы стояли у окон, взволнованные неожиданной встречей, и со слезами на глазах кричали в ответ:

— Да здравствует революция, товарищи! Да здравствует революция! Ура!

Мы поняли, что рабочие и матросы пришли встречать Ильича, что пролетариат встал на защиту Ленина.

Красные знамена колыхалась над головами. Переливаясь, блестели на знаменах позолоченные слова призыва: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

— Да здравствует Ленин! — восклицали рабочие, подбрасывая кепки в воздух.

Один из эмигрантов вышел на ступеньки вагона и произнес короткую речь, благодаря за горячую встречу.

Наконец поезд отошел, провожаемый возгласами рабочих: «Да здравствует революция! Да здравствует Ленин!»

— Нет, не посмеют теперь нас арестовать! — сказал мне Миха.

— Мне кажется, — ответил я ему, — что это сказка, а не действительность.

Поезд подошел к Финляндскому вокзалу.

На перроне — сплошное море теплых зимних шапок, бескозырок и кепок. В многолюдной толпе мы увидели вооруженных винтовками солдат, матросов с карабинами, рабочих с берданками. Заметив красный платок, развевающийся в одном из окон нашего вагона, солдаты, матросы и рабочие выстроились перед ним. Каждый стремился подойти ближе к вагону. Всем хотелось видеть Ленина. Задние напирали на тех, кто был впереди, давка на перроне усиливалась.