Коллектив авторов - «Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

В жизни России наступала новая эпоха. Близилась социалистическая революция.

Торопясь вернуться на родину, я пробыл в Петрограде не больше недели. Поезд мчал меня в Тифлис. «Еду! Еду!» — пело сердце…

Четверо суток пути, и поезд со свистом устремляется к тифлисскому вокзалу.

Солнечные лучи еще не успели пробиться сквозь предрассветную пелену, и я с трудом различаю Мтацминду. Подобно белому голубю к ней притулилась церковь. Авлабар. Метехский замок. Нарикальский подъем…

Пассажиры суетятся, готовясь к выходу из вагона. Сердце мое трепетно бьется. А сколько волнений ждет меня впереди!

Вот она, моя беспокойная Кура! Вот Верийский спуск, проспект, Кашвети, семинария, в которой я учился…

Я наслаждаюсь твоими видами, Тифлис, и сегодня же покидаю тебя. Меня зовет Сурами. Мне надо повидать заждавшихся меня родных, я должен увидеть Сурамскую крепость.

Сурамская крепость,

Страстно стремлюсь к тебе…*

Сурамский поезд отходит от вокзала, и снова перед моим взором городские здания. Позади Дидубе, Авчала… Я приближаюсь к Мцхета и неожиданно чувствую, что мои щеки жгут слезы. Я стою у окна и украдкой, чтобы никто не видел, вытираю эти слезы,

слезы радости. Мне хочется сейчас, как тогда, когда мы переезжали границу России, разделить с кем‑нибудь свою радость, но пассажиры заняты беседами заботами, им нет до меня никакого дела. Мальчуган, стоявший возле матери, неожиданно сорвался с места и побежал к выходу из вагона. Я бросился за ребенком и, схватив его, так крепко обнял и поцеловал, что он испугался и заплакал. Женщина не поняла моего порыва, выхватила у меня из рук ребенка и сердито взглянула на меня.

Мы проезжали Гори. Здесь, в духовном училище, я провел свое детство. Семь лет! Я вновь увидел бешеную Лиахви, вливающуюся в степенную Куру. Сколько раз я стремглав бросался в бурные волны Лиахви! Она, коварная, хотела меня поглотить, но Кура спасала мне жизнь.

Мимо пронеслись крепость «Горис Джвари», Триалетские горы, на склонах которых расположились деревушки Карели, Гоми, вот Хашури и, наконец, я вижу тебя, Сурамская крепость.

С какой любовью, улыбаясь издалека, ты глядишь на меня! Ты стоишь на гранитном массиве, овеянная вековыми ветрами, и гордо взираешь на Лихские вершины, на дремучие Итрийские леса.

Поезд берет крутой поворот, и меня уже заключают в свои объятия знакомые сады, родной двор, в глубине которого стоит отчий дом.

Вот они, мои деревья: мои вишни, сливы, мой виноградник!.. Вот они, мои родные: отец, старый мой отец, вечно суетящаяся мать, братья, сестры… Как они изменились!

Я вхожу во двор… Сейчас он мне кажется значительно меньшим, чем тогда, когда я покидал родные места.

Я вновь вижу тебя, моя величественная родина Привет тебе, оживившей меня! Пой, мое сердце, воспевай ее!

Родина! Клянусь твоей нежной материнской грудью, вскормившей меня, твоими обширными, нивами, клянусь Курой, моей старой подругой, и отдам всю свою жизнь за твое счастливое будущее

Улыбнись мне, прижми еще раз к своей груди горемычного сына! Я вновь с тобой, моя любимая родина и вновь обращаюсь к тебе:

Страна, где небо бирюзово.

Где изумрудом блещет дол,

Мой край родной! К тебе я снова,

Больной и трепетный, пришел!**

Сурами, 1955 год.

* Слова известной грузинской песни, посвященной Сурамской крепости.

** Стихи классика грузинской поэзия Акакия Церетели.

С ПЕРЕЕЗДОМ Ленина из Берна в Цюрих мои отношения с ним стали более близкими, и по мере нарастания политических событий участились его посещения секретариата швейцарской социал–демократической партии. Политическая деятельность Ленина в Швейцарии заслуживает того, чтобы о ней было написано специальное исследование. Первая международная конференция во время войны, в которой приняли участие так называемые интернационалисты и которая состоялась в горной деревушке Циммервальде, в трех часах езды от столицы Швейцарии, Берна, впервые обнаружила, что даже среди интернационалистов имеются три фракции, ссорящиеся между собой.

Левой руководил Ленин, в ней было всего 8 человек, центром — Троцкий и Гримм, правой — Аксельрод и Мартов.

Все предостережения, все попытки уговорить Ленина и его товарищей по убеждениям оказались бесплодными, он не отступал от своих взглядов.

Противники говорили, что политическая линия Ленина ведет в безвоздушное пространство и т. п. Тремя годами позже это безвоздушное пространство оказалось одной шестой частью земли, а сейчас уже оно не ограничивается и этими пределами. Не приходится сомневаться, что это только вопрос времени и что наступит момент, когда вся земля будет охвачена революцией.

Вторая конференция интернационалистов в Кинтале обнаружила сильный рост левой.

Я сопровождал Ленина из Швейцарии до Торнео (Финляндия), и общение с ним в дороге дало мне возможность ближе разобраться в его политическом мировоззрении, бросить более глубокий взгляд в его политическую психологию. 13 апреля 1917 года мы доехали до Торнео, где тогда проходила русская граница со Швецией. Мне как иностранцу не разрешили проехать в Россию.

Беседы с Лениным во время поездки через Германию уже тогда в главных чертах рисовали все будущее развитие русской революции.

Живо помнится мне один разговор с Лениным. Ленин учитывал, что всех 32–х приехавших через Германию революционеров легко могут арестовать, как только они вступят на русскую почву, и что их, возможно, предадут суду. Он рисовал картину того, что произойдет в этом случае, намечал, каков, по его мнению, будет ход событий. Внезапно он остановился и задал мне вопрос, что я думаю об их роли в русской революции. Я ответил, что для меня, само собой разумеется, что борьба, как он ее изображает, должна вестись в интересах пролетариата, но что он и его верные товарищи представляются мне чем‑то вроде гладиаторов древнего Рима, которым угрожает опасность, что их разорвут дикие звери. Таково было мое мнение тогда. Сейчас можно о нем судить как угодно, но судьба Либкнехта и Розы Люксембург доказывает, что в Западной Европе такое мнение нельзя отбросить так просто, одним взмахом руки. Каков же был ответ Ленина?

Взрыв искреннего смеха.

Кто — кого? Сколько мудрости в этой лапидарной формуле. Мне кажется, что он уже и тогда разрешал этот вопрос в твердом убеждении: мы — их!

Я считаю эту уверенность в себе, эту веру в собственные силы, убежденность в том, что пролетариат, руководимый умелым, верным рабочему делу вождем и применяющий новые методы революционной борьбы, обладает непобедимой силой, — самой выдающейся чертой характера Ленина.