Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

Прекрасная возможность путем общей конференции председателей советов министров западных зон и советской зоны придти к соглашению была упущена.

В этот же день я пошел в «Дом единства».

— Я вообще больше ничего не понимаю, — сказал мне один сотрудник. — Реальная возможность объединения Германии упущена. А Ульбрихт радуется, как никогда. Он и некоторые другие партработники говорят о большой победе. Можно подумать, что они радуются тому, что конференция провалилась.

Это предположение оправдалось через несколько минут. Я встретил Гиптнера, которого я знал еще со времен «группы Ульбрихта». Он был теперь секретарем Центрального секретариата. Он сиял.

— Это мы хорошо проделали. Это счастье, что так случилось. Но перед этим были некоторые затруднения в Центральном секретариате.

— Затруднения?

— Мы же сначала совсем не хотели ехать, но социал–демократы и некоторые из наших настаивали. Тогда решили выбрать такой путь: мы показали добрую волю, но одновременно эта конференция не состоялась.

Я промолчал. Гиптнер же продолжал с воодушевлением:

— Представь, что случилось. Ульбрихт сообщил на заседании Центрального секретариата, что он говорил с советскими друзьями и они дали ему этот совет. А тут встает один из социал–демократов и заявляет, ни с того, ни с сего, что Мюнхенская конференция — внутригерманское дело и совершенно не обязательно придерживаться советских предложений.

«Абсолютно верно», — подумал я, но не высказал этого Гиптнеру. Гиптнер неодобрительно покачал головой:

— Представь себе только, Вольфганг, такая балда сидит теперь с нами в Центральном секретариате! С такими людьми мы должны вести партию!

— Ну и что же произошло?

— Его, конечно, переголосовали!

«Жалко», — подумал я, но одновременно испугался, что моя оппозиционность шагнула так далеко.

Когда я вернулся из «Дома Единства», к нам в здание отдела обучения — ко мне бросился Фред Ольснер:

— Будет особый вечер политучебы о Мюнхенской конференции. Мы должны срочно разработать экстренную тетрадь. Лучше всего начни сейчас же.

Я медлил.

— Что с тобой? В чем дело, Вольфганг?

— Знаешь, Фред, я плохо разбираюсь в этом вопросе, и, откровенно говоря, мне кое‑что не ясно.

Ольснер посмотрел на меня с иронической улыбкой.

— Ну, ну… уж не принадлежишь ли и ты также к тем, которые получили из‑за этого вопроса политические колики?

«Политические колики» — выражение, под которым подразумевались настроения и взгляды партийцев, несогласных с официальной линией.

— Частично, — ответил я. — Ни в коем случае я не хотел бы писать эту учебную тетрадь.

К счастью Фред Ольснер не затрагивал больше темы о политических коликах.

— Ты прав, Вольфганг, у тебя последние дни было слишком много дела. Отдохни немного. Я напишу сам тетрадь о Мюнхенской конференции.

У меня как камень с души свалился. Но когда я шел вверх по лестнице в мое бюро, я вдруг осознал свое странное положение. Неужели дело так далеко зашло, что я, сотрудник отдела обучения и вербовки Центрального секретариата СЕПГ, ответственный редактор учебных тетрадей, — так отошел от существующей партийной линии, что не могу с чистой совестью об этом писать?

Через несколько дней после драматических событий на Мюнхенской конференции меня вызвали к телефону из отдела кадров:

— Центральный совет Народной молодежи Югославии очень хотел бы войти в контакт с каким‑нибудь руководящим молодым работником. Они предложили тебя, а с нашей стороны возражений нет. Был бы ты согласен поехать в Югославию?

— Конечно!

Я был бесконечно рад. Несколько недель тому назад я был на II съезде ССНМ (Союз свободной немецкой молодежи — FDJ) в Мейсене и познакомился там с двумя югославскими делегатами от Народной молодежи Югославии. Они передали ССНМ подарок и выразили желание, чтобы ССНМ вошел как равноправный член во «Всемирный союз демократической молодежи».

Народная молодежь Югославии — была первой иностранной организацией, которая прислала делегатов и приветствовала ССНМ и ее заявление было принято с огромным энтузиазмом. Никто из нас не мог тогда предчувствовать, что эта приветственная речь и высказанное в ней пожелание принять ССНМ во «Всемирный союз демократической молодежи» будет югославской молодежи поставлено в вину, так как она действовала самостоятельно, не договорившись с ВЛКСМ и со Всемирным союзом демократической молодежи.

Я подружился с югославскими делегатами и они предложили мне в Мейсене приехать как‑нибудь в Югославию. Но я, конечно, и не подозревал, что официальное приглашение последует так скоро.

Не прошло и месяца, и я сидел, радостно взволнованный, с одним из югославских товарищей в чудесном вагоне, который вез нас через Дрезден, Прагу, Братиславу и Будапешт в Белград. Это было в последние дни июня 1947 года.

В то время Югославию — за год до разрыва с Москвой — многие иностранные журналисты описывали, как самую похожую на Советский Союз страну. Глядя с внешней стороны — можно было понять такое заключение. Ни в одной из стран народной демократии национализация не была настолько двинута вперед, нигде земельная реформа не проводилась столь решительно, нигде, кроме Советского Союза, общественная жизнь настолько не определялась политикой коммунистов, как в Югославии. В Югославии не было никаких, сколько‑нибудь имеющих вес партий, кроме коммунистической. Ни в какой другой стране не было вывешено так много красных флагов, как в Советском Союзе и в Югославии. Иностранные корреспонденты проходили однако мимо некоторых существенных фактов, которые уже тогда были заметны, во всяком случае, иностранному коммунисту.

При первом же моем посещении Центрального совета Народной молодежи Югославии в Белграде завязалась свободная, интересная дискуссия с югославской молодежью о НМЮ и о ССНМ, о том, что было для этих обеих молодежных организаций общего и каковы были между ними различия. Вопросы о Германии так и сыпались, а я удивлялся, как эти партработники были хорошо информированы. «Иначе, чем в Советском Союзе, — подумал я, — свободнее, непринужденнее, самостоятельнее».

В последующие дни я посетил музей освободительной войны, фабрики, город пионеров около Белграда, газетные редакции и немецкое отделение Белградской радиостанции. Было много интересного во всем, что я видел, но одного я так и не нашел.

— Как же это так у вас? — спросил я своего переводчика и сопровождающего, — я не видал еще ни одного бюро коммунистической партии. И люди здесь не носят партийного значка?

— У нас нет больших партийных бюро, а также партийных значков, товарищ Леонгард. Практическая политическая работа у нас проводится Народным фронтом. Ты же наверное видел уже много бюро Народного фронта?