Владимир Мединский - Скелеты из шкафа русской истории

Возникает естественный вопрос: почему же так глубоко укоренился стереотип чистенькой, аккуратной Европы и нечистоплотной России? Разница — в отношении к своему культурному и историческому наследию. В конечном счете — к самим себе.

Возьмите любой фильм, где показывается Париж, — будь то художественный или документальный. Никогда в нем не покажут город таким, как он есть. Разве что если речь будет идти о Париже глубокого прошлого. Париж во всех фильмах обязательно должен выглядеть чистым, прилизанным, как переводная картинка.

Мы поступаем наоборот: с особым рвением везде демонстрируем наши кучи мусора. Просто неймется нам без этих куч.

Даже если и никакой сценарной необходимости вроде бы нет, обязательно мы их покажем! В результате Париж всегда выглядит лучше, чем есть на самом деле. А Москва даже в одном из лучших наших кинофильмов «Москва слезам не верит» — хуже, чем она есть: грязнее, захламленнее, провинциальнее.

Я еще раз напомню про фильм «Окно в Париж», где образ России не просто искажен — он карикатурно ужасен.

Так же нелепа грязная Россия в «Алтын-Толобасе» Б. Акунина, где два поколения Ван Дорнов — Фандориных, в XVII и в XX веках, начинают цивилизовывать эту нечистоплотную и вороватую страну.

Не могу тут снова не процитировать Джеймса Александера — не придуманного литературного героя, а реального британского путешественника по николаевской России.

Очень подробно Александер описывает быт, деревни, как одеты крестьяне, крестьянки, вплоть до того, в какие игры играют дети. Удивительным кажется нам сегодня следующее его описание: «В общем, русские мужики выглядят довольными и счастливыми, живут в достаточно удобных домах с застекленными окнами, а я-то ошибочно полагал, что увижу дыры, закрытые ставнями». В другом месте англичанин отмечает, что в зажиточных деревнях избы бывают двухэтажными и с мебелью… из красного дерева! Путешествуя по Малороссии, Александер особо отмечает чистоту на хуторах и в хатах, в которых он сам лично ночевал. Он пишет: «Внутри украинские хаты выглядят весьма приятно: отполированные сосновые столы и стулья блестят, подобно зеркалам, горки подушек покрыты белыми и красными накидками».

Это не дворянские дома, напомню, это крестьянские хаты. «Здешние мужики имеют добродушный вид, они курят трубки. Местные женщины выглядят очень аккуратно».

Тут же он сравнивает со своим слугой-шведом и говорит, что на фоне чистых и гостеприимных малороссов тот его особенно бесил. «Вечно пьяный и беспомощный мой швед вызывал у меня постоянно ужасное раздражение».

«В отличие от некоторых путешественников, которые не видят в России ничего положительного и находят удовольствие в том, чтобы жаловаться на отсутствие удобств (тогда лучше бы им сидеть дома и не ездить за границу и глядеть вокруг через очки предубеждения) отмечу, что на каждой станции (а он, напомню, проехал через всю Россию: Петербург — Москва — Крым и обратно. — В. М.) мы утоляли голод в трактирах не только вкусными, но и хорошо подаваемыми блюдами». Цивилизация! И это пишет поездивший по Европе рафинированный молодой человек из высшего британского общества! А у нас — если не «Алтын-Толобас», то «Окно в Париж».

Для нас грань, разделяющая разбойника и торговца, очевидна. В древности было не так. Герои Гомера, храбрые греческие мореплаватели, открыватели тогдашнего мира, то торговали, то грабили корабли в открытом море и прибрежные поселения. Так же поступали почти все мореплаватели Средневековья. Купец тогда носил меч не для форса, а чтобы отбиваться от грабителей и диких племен. И он же легко обнажал меч, если представлялась возможность легко поживиться чужим добром.

В оценке русских того времени надо ориентироваться не на наши сегодняшние представления «что такое хорошо, что такое плохо», а на свидетельства современников. Они есть.

Хронист Титмар из Мерзебурга (975–1018) подчеркивал богатство Руси и ее торговые обороты. Он считал русских очень приличными людьми и надежными партнерами.

Каноник Адам из Бремена в книге «Деяния епископов Гамбургской церкви» называл Киев соперником Константинополя и украшением христианского мира. Он описывал Киев как город, где жители ведут себя нравственно и не нарушают десяти заповедей — даже язычники там не воруют и не грабят.

«Анналы» Ламберта Херсфельда написаны около 1077 года. В них содержится много сведений о Руси и отзывы о ней тоже только в самых лучших тонах, русские считаются людьми глубоко порядочными, их слово надежно. В этом, говорится, отличие русских от скандинавских язычников и жителей Юга.

В 1187 году император Священной Римской империи германской нации Фридрих I даровал равные права на торговлю в Любеке голландцам и русским. Тем самым он предпочел русских корпорациям немецких купцов из других городов, фламандцам и датчанам. Почему? А потому, что «русским можно верить за их отменную честность и справедливость». Видимо, честность и справедливость купцов из Дании и Фландрии император считал не столь отменной.

К. Васильев «Садко и Владыка морской». 1974 г.

Былинный герой Садко — конечно, самый знаменитый новгородский купец. Вот так центральным персонажем народного эпоса стал предприниматель.

В конце XIV века Ганзейский союз (от средненемецкого Hanse — союз, товарищество) включал больше сотни городов и контролировал львиную долю торговли в масштабах Европы. Основой торговли и финансовых операций Ганзы были конторы в Брюгге (Фландрия), Лондоне, Бергене (Норвегия), Венеции, Новгороде.

Наивно считать средневековых купцов чем-то вроде современных предпринимателей. Торговать «с заграницей» мог не всякий желающий, а только получивший особое разрешение, привилегию города или корпорации.

Политика Ганзы во всех странах была проста: монополия немцев, система разрешений и сдержек. Ганза жестко давила английских, фламандских и голландских купцов. Страх перед конкурентами? Не только… В Ганзе почему-то считалось, что англичане и голландцы не умеют учитывать интересов партнеров, не «живут вместе с другими», а всегда держатся сами по себе.

Русские предлагают свой товар. Резная панель. Ок. 1400 г.

Этот сюжет украшал скамью общины немецких купцов, торговавших в Новгороде Великом.