Лев Никулин - Мертвая зыбь

Ночь была светлая, из окна здания ЧК он видел как на ладони Лубянскую площадь, башню и арку Владимирских ворот, фонтан на площади и уходившую влево обветшалую стену Китай-города, вдоль которой стояли заколоченные будки книготорговцев.

Тихо звенели последние, уходящие в парк трамваи.

Артузов видел засыпающий город, только кое-где, как всегда по вечерам, светились прямоугольники окон. Он представил себе, что происходит за этими окнами: нетопленные комнаты, где чуть светится огонек самодельной лампадки: хозяйка делит детям сваренную в жестяной печке-буржуйке пшенную кашу, режет аккуратно кубики черствого с соломинками хлеба. А есть такие дома, где за глухо задернутыми шторами, после сытного ужина, за рюмкой коньяка "Мартель", господа рассуждают о том, когда кончится советская власть.

И Артузов подумал о дипломатах в ложе Большого театра, о господах из эстонской миссии. Чичерин сказал о договоре с буржуазной Эстонией, что это генеральная репетиция соглашения с Антантой, первый опыт прорыва блокады, эксперимент мирного сосуществования с буржуазными государствами. Что ж, посмотрим, как эти господа понимают мирное сосуществование...

Он подошел к несгораемому шкафу, шкаф открылся со звоном. Артузов достал папку. На ее переплете было написано: "Дело А.А.Якушева".

Послышался стук в дверь.

Вошел Косинов, молодой человек, высокий, худощавый, с реденькой, пробивающейся бородкой.

- У меня кончилась махорка.

- Возьми на шкафу.

Косинов достал пакетик с махоркой, оторвал клочок от вынутой из кармана газеты и стал свертывать самокрутку.

- Я слышал не весь доклад Ленина. Откровенно говоря, волновался... Большой театр - лабиринт. Знаю, что дежурные на местах и не подведут, а все-таки...

- Я тоже неспокоен, когда выступает Ленин... К тому же знаю привычку Владимира Ильича. - Артузов усмехнулся. - Дзержинский как-то рассказывал, с год назад это было, идет он к Троицким воротам, и вдруг навстречу - Ленин. Феликс вне себя: "Владимир Ильич, как же вы один, без охраны?" А Ильич ему: "А вы? А вы?.."

- Мне сказали, что в отчете говорилось о Чека?

- Да. Это я записал слово в слово. Хочешь прочитать? - и Артузов подвинул свой блокнот Косинову. - Разберешь?

Косинов читал молча, а в одном месте сказал с восхищением:

- Замечательно! - И прочел вслух: - "Господа капиталисты, российские и иностранные! Мы знаем, что вам этого учреждения не полюбить! Еще бы! Оно умело ваши интриги и ваши происки отражать, как никто, в обстановке, когда вы нас удушали, когда вы нас окружали нашествиями, когда строили внутренние заговоры и не останавливались ни перед каким преступлением, чтобы сорвать нашу мирную работу. У нас нет другого ответа, кроме ответа учреждения, которое бы знало каждый шаг заговорщика и умело бы быть не уговаривающим, а карающим немедленно". Как хорошо сказано...

- Да, но это нас обязывает... - Артузов выдвинул ящик стола и достал две фотографии. Одна, побольше, - групповой снимок. В центре - белое здание, вокруг на обвивающей, нарисованной ленте надпись: "Императорский Александровский лицей. Выпуск 1907 года". Вокруг ленты - фотографии молодых людей в мундирах лицея, и над ними какие-то господа тоже в мундирах и при орденах.

- Обрати внимание на лица... Какое самодовольство, какая надменность, цвет аристократии, "золотая молодежь". А наверху - воспитатели, директор, преподаватели...

Артузов взял другую фотографию: господин в пенсне, с завитыми усами, с большим лбом, который несколько увеличивала лысина. Выразительный, чуть насмешливый взгляд.

- Это и есть Александр Александрович Якушев. Видно, что человек с характером. Представительная внешность, знает себе цену. Он же изображен на снимке среди воспитателей... А среди лицеистов - другое действующее лицо Юрий Александрович Артамонов. Окончил лицей в тысяча девятьсот седьмом году. Его нам указала Варвара Николаевна Страшкевич, он ей приходится племянником... Кстати, как она?

- Дама с ужимками. Типичная институтка, воспитанница Смольного... Все подтвердила.

- А что Якушев?

- Согласился дать показания. Пишет, - сказал Косинов.

- Важно не то, что он напишет, а то, что утаит... Шел бы ты спать, Виктор... Небось не спишь вторые сутки.

- А ты?

Артузов не ответил. Он задумчиво перелистывал дело Якушева.

3

"Я, Александр Александрович Якушев, потомственный дворянин, сын преподавателя кадетского корпуса, родился 7 августа 1876 года в городе Твери, окончил Императорский Александровский лицей, последняя моя должность - управляющий эксплуатационным департаментом управления водных путей министерства путей сообщения в чине действительного статского советника. После революции, с 1921 года, работал в качестве консультанта по водному хозяйству. В старой армии не служил, в белой тоже. Женат, имею троих детей. Хотя я ни в какую партию не входил, но по убеждению - русский националист..."

Написав последние слова, Якушев положил перо и задумался.

В сущности, в эти несколько строк уместилась вся его биография.

Он вспомнил себя мальчиком в лицейской форменной курточке... Дачная купальня, деревянная лесенка, уходившая в золотисто-желтую, пронизанную лучами солнца воду. Там, где падала тень от навеса, вода была коричнево-темной и мутной. Такой была жизнь Якушева, или, вернее, такой она ему казалась теперь: светлая, беззаботная в детстве и юности и темная, мутная в зрелые годы. Саша Якушев - мальчик, томимый какими-то тревожными, неясными предчувствиями... Танечка - институтка, приезжавшая из Москвы на каникулы. И опять купальня, и он, сам Саша, тихо подплывавший, чтобы подсмотреть в щелку купальни свою любовь, Танечку, в голубой прозрачной сорочке, облепившей ее стройную фигурку... Все это было и ушло навсегда. А что было потом? Александр Якушев в лицейском мундире, случайная связь с певицей из "Аквариума", еще связи, от которых ловко отделался перед женитьбой, потом служба, завидная карьера и к сорока годам - "его превосходительство", действительный статский советник. Все это давалось как будто легко, а на самом деле - сколько было низкопоклонства, поисков протекций?.. И вот впереди - открытая дорога! Но все это было накануне революции. Якушева охватила злоба. Революция! Какое право имели отнять у него положение в свете, блестящее будущее, генеральский чин*, удобную казенную квартиру, разбить карьеру, которую он создавал десятилетиями, разрушить строй, с которым была связана вся его жизнь?..

______________

* По "Табели о рангах" чин действительного статского советника соответствовал военному званию "генерал-майор".

Он обмакнул перо в чернила и стал писать быстро, хотя за два месяца тюрьмы еще не привык это делать без пенсне.

"...Я считаю монархию единственным строем, который может обеспечить могущество и величие России. Тем самым я являюсь противником советской власти, контрреволюционером. Однако я хотел бы знать, в чем меня теперь обвиняют? Все, что можно мне поставить в вину, относится к прошлому, и об этом прошлом я постараюсь рассказать подробно и вполне откровенно.