Лев Никулин - Мертвая зыбь

Еще в январе 1925 года "министр иностранных дел" "Треста" Якушев получил задание ОГПУ - выяснить возможность приезда в Хельсинки, а затем в Москву Сиднея Джоржа Рейли.

"Окно" на финской границе было организовано несколько позже в районе Сестрорецка. Роль сочувствующего "Тресту" исполнял сотрудник советской погранохраны Тойво Вяхя.

Мария Захарченко и ее муж после приезда из Парижа на время были переселены в Ленинград. Это позволяло им выполнять задания "Треста" по установлению связи с Бунаковым и другими эмигрантами в Хельсинки. Там встречали их гостеприимно. Не менее гостеприимно был встречен в финском штабе и Александр Александрович Якушев. В Хельсинки его ожидала Мария Захарченко.

58

Они сидели в ресторане на Эспланаде. Из окна видели памятник поэту Иоганну Рунебергу и озаренные зимним солнцем деревья в морозном инее. Со стороны можно было подумать, что это счастливая пара, немолодые, но сохранившие привлекательную внешность влюбленные, у которых роман тянется годами. Но если бы кто прислушался к беседе этой пары, то понял бы, что здесь нет даже и признака любви.

- Почему финны сумели справиться с красными? Почему шведский барон свернул голову финской гидре революции, а наши - Деникин, Врангель - не смогли? Как вы думаете, Александр Александрович?

- А вы как думаете?

- Потому что поздно начали вешать, - сказала она.

- А как узнать, когда поздно и когда рано?

- Вешать надо было с самого начала. Теперь уж не пропустим. Я верю в Александра Павловича.

- Конечно, нужна сильная рука. Жалею, Мария Владиславовна, что в Париже мы в первый раз с самого начала не увиделись с генералом. Помешал и сбил с толку приезд Врангеля. Зато потом мы договорились обо всем.

- У Кутепова рука сильная. Вы бы видели, как он снес голову саблей полковнику, служившему у красных... В Галлиполи он повесил многих, кто забыл свой долг.

- И все-таки почему один кавалергард, барон Маннергейм, сделал то, что не удалось сделать другому кавалергарду - Скоропадскому?

- Мне рассказывали, что барон все умел превосходно делать: пить и не пьянеть, командовать эскадроном, командовать страной, а главное расстреливать.

Якушев вдруг усмехнулся:

- А вы жестокая, Мария Владиславовна. Жестокая, хотя и красивая... Я почему-то представляю вас в открытом платье, на балу, а не в этом облике...

- Учительницы или офицерской вдовы?.. А вы - шармер, дамский угодник. Впрочем, у вас министерская голова, и за это я прощаю вам даже комплименты. И еще за то, что, когда вы говорите о будущем государе, у вас такое лицо...

- Какое?

- Ну... просветленное.

- Но ведь это будущее России, той России, которую мы с вами знали, потеряли и, я верю, вернем.

- Ценою крови. Большой крови... - сказала она. - Кстати, вы когда-нибудь знали этого Рейли? В Петрограде?

- Нет. Я встречал английских офицеров, но это были снобы в щегольских френчах. (Якушев не счел нужным рассказывать о встрече в Петрограде.)

- Этот, говорят, не из таких. Этот не дрогнет...

Он вдруг взял ее руку и довольно громко, закатывая глаза, с чувством произнес:

- Мария, бедная Мария, краса черкесских дочерей! Не знаешь ты, какого змия ласкаешь на груди своей...

Она с изумлением повернулась к нему. Он указал ей взглядом на соседний стол. Господин с сигарой явно к ним прислушивался.

- Не пора ли нам?

- Пойдем.

На улице он говорил ей:

- Вы думаете, финны нам верят? Они не забыли генерала Бобрикова, генерал-губернатора, помнят и великого князя Финляндского, его величество Николая Александровича... Всюду нужна конспирация, всюду слежка. Учиться нам надо, Мария Владиславовна.

- У кого учиться?

- А хотя бы у того же Рейли... - Он взглянул на часы. - Время идти к Бунакову. Он нас ждет.

В час дня они были у Бунакова.

Разговор шел на общие темы. Якушев, как всегда, сумел придать беседе деловой характер:

- Вы советовали нам связаться с англичанами. Как это сделать?

- Могу вам пообещать приезд кого-нибудь из англичан для рекогносцировки.

- Вы, кажется, называли кого-то? Это Железный?

- Он. Вы разочарованы?

- По слухам, он занимается коммерцией, и очень удачно. Какой смысл Железному приниматься за старое?

Бунаков пожал плечами:

- Вы думаете, что он может бросить то, чему отдал лучшие годы своей жизни? Тогда вы не знаете этого человека. Могу вам сказать, что Советы никогда не имели более опасного врага.

- Дай-то бог! - сказала Мария Захарченко.

- Для него это вопрос чести, особенно после провала Савинкова. Он так в него верил.

Речь шла о Сиднее Джорже Рейли.

Бунаков показал письмо Рейли. Оно было подписано псевдонимом Железный.

- Упомянутый собирается в дорогу... обладает выдающимися личными и финансовыми связями как в Англии, так и в Америке.

Этот разговор происходил в феврале 1925 года.

Из письма Сиднея Джоржа Рейли

о положении в России

"...Власть медленно, но неминуемо отмирает. Героический период закончен весной 1921 года, наступивший затем период консолидации власти и стремление к строительству (нэп) не могли дать желательных результатов ввиду страшного напора голода и экономического развала.

Красная Армия для меня до сих пор неразрешимая загадка. Существенный вопрос: что идет скорее - инфильтрация в армию здорового крестьянского элемента или коммунизация рекрутов? Вероятно, в первых стадиях переворота больше всего надо считаться со специальными частями ГПУ и ЧОН. О них я мало знаю достоверного, но допускаю, что и они хотя бы ввиду своей численности, не могут в удачный момент избегнуть действия общего закона солдатского бунта, то есть должны поддаться массовому настроению окружающей среды".

Рейли предлагал такие способы действий: пропаганду, террор, диверсии.

Оставался неразрешенным вопрос: какой ценой может быть приобретена моральная и материальная помощь Европы и Америки?

"За себя скажу следующее, - писал Рейли, - это дело для меня есть самое важное дело в жизни: я готов служить ему всем, чем только могу".

59

С письмом Рейли ознакомились Дзержинский и Менжинский.

- Этот злодей, пока жив, не оставит в покое советский народ.

И тогда было решено поймать Рейли.

В этой операции мог быть полезен Бунаков, но он требовал от "Треста" документов о Коминтерне и ставил приглашение Рейли в Хельсинки в зависимость от получения шпионских сведений. На это Якушев, разумеется, не мог пойти.

Надо было как-то завоевать расположение Бунакова. Помог неожиданный случай.

- В Москве живет мой брат - Борис Николаевич. Нельзя ли передать ему привет от меня? - спросил Бунаков во время встречи с Якушевым.

- Можно, - делая вид, что думает о другом, сказал Якушев. - А почему бы вам его не повидать?

- Уж не прикажете ли мне ехать в Москву, прямо в объятия ГПУ?