Лев Никулин - Мертвая зыбь

Еще до этой поездки ОГПУ арестовало на советской территории ближайших эмиссаров Савинкова - полковника Павловского, Гнилорыбова, Фомичева и других, переброшенных из Польши и Прибалтики. Некоторые из этих агентов были оставлены на свободе, под зорким наблюдением ОГПУ. Агентура Савинкова, таким образом, была как бы под стеклянным колпаком: все ее действия контролировались чекистами.

До последнего перехода границы Савинков вел тайную переписку со своими агентами. Они призывали его в Россию, где, по их утверждению, назревал переворот. Савинков должен был возглавить этот переворот. Ему сообщались переправочные пункты, явки. Все это, разумеется, было игрой, отлично организованной ОГПУ. Настойчивые призывы в Россию заставили Савинкова принять решение, и он наконец перешел границу в указанном ему пункте.

29 августа 1924 года последовало официальное сообщение об аресте Савинкова на советской территории.

Савинков был арестован Пилляром в Минске и доставлен в Москву.

Исполнились слова Зинаиды Гиппиус. Однажды в 1920 году Савинков писал ей из окрестностей Минска: "Я уверен, что мы дойдем до Москвы". Гиппиус отозвалась на это с удивительным предвидением: "Это Савинков с разбойником Балаховичем дойдут до Москвы?! Может, и дойдут... Или доведут их".

Очутившись в Москве, во дворе здания ОГПУ, Савинков сказал своим глухим голосом:

- Уважаю силу и ум ГПУ.

Арест Савинкова и суд над ним, заключительное слово подсудимого разочаровали его покровителей за границей, и особенно Рейли. В последнем слове Савинков разоружился и признал преступной свою деятельность против советской власти. Для Рейли это заявление на суде было поражением. Его ставленник и сподвижник не оправдал возлагавшихся на него надежд.

Савинков был приговорен судом к высшей мере наказания, замененного десятью годами заключения со строгой изоляцией. Он содержался в тюрьме в хороших условиях, ему разрешались прогулки, с ним однажды беседовали зарубежные журналисты, описывали подробно его внешность, одежду, белоснежные воротнички. Но для такого человека, как Савинков, бездеятельность и заключение в тюрьме были нестерпимы. Он покончил жизнь самоубийством.

Это произошло 7 мая 1925 года, через 8 месяцев после его ареста.

Рейли оставалось только снова самому попытать счастья в русских делах, чтобы восстановить свою репутацию в Интеллидженс сервис.

57

В 1924 году Рейли организовал в США фирму "Сидней Беренс - индийский хлопок" и занялся коммерческими комбинациями.

Однажды он получил кодированное письмо от своего коллеги по Интеллидженс сервис, резидента в одной из прибалтийских стран. Коллега сообщал о предстоящем приезде в Париж супружеской пары под явно вымышленной фамилией Красноштановы. Эта пара имела задание вступить в контакт с Рейли, направив ему письмо, состоящее из одной стихотворной строки иранского поэта Омара Хайяма. Если предполагаемое супругами Красноштановыми дело не представит интереса для Рейли, он может кратко ответить: "Мерси. Бонжур".

Эти господа, как писал Рейли его коллега, представители предприятия, которое будет иметь огромное значение в будущем для европейских и американских рынков. Супруги полагают, что дело даст результаты в два года, но некоторые обстоятельства заставляют предполагать, что это может быть достигнуто и несколько раньше. Дело огромное, и разумно о нем помалкивать... Супружеская пара в данный момент отказывается назвать тех лиц, которые заинтересованы и скрываются за данным предприятием. Видимо, это весьма значительные лица. Корреспондент Рейли добавил, что "делом" заинтересовались англичане и французы.

Под фамилией Красноштановых скрывались Мария Владиславовна Захарченко-Шульц и ее муж Георгий Радкевич.

Никому из главарей эмигрантских организаций не могла прийти в голову мысль о том, что эмиссары Кутепова в России, убежденные контрреволюционеры-монархисты Мария Захарченко и ее муж, посланные в Москву как ревизоры и контролеры "Треста", по существу, выполняли поручение руководства ОГПУ. И эта супружеская пара и другие посланные эмигрантскими организациями эмиссары твердо верили в то, что они готовят контрреволюционный переворот.

Поверил в "Трест" и столь опытный разведчик, как Сидней Рейли.

По поручению "Треста" Захарченко и Радкевич связались с финской разведкой, с начальником 2-го отдела финского штаба Мальмбергом и начальником погранохраны Выборгского района капитаном Рузенштремом. С ними велись переговоры об организации на финско-советской границе тайного пропускного пункта - "окна".

Во главе финской армии стоял барон Маннергейм. Вместе с правительством Свинхувуда он приветствовал в апреле 1918 года высадку в Финляндии дивизии германского генерала фон дер Гольца. Маннергейм просил немцев о вооруженной помощи финской белой гвардии - "шюцкору" - против финских красногвардейцев. Барон стоял во главе так называемых "лахтарей", финских белогвардейцев, проявлявших особую жестокость в отношении пленных. Казни красногвардейцев Маннергейм оправдывал в таких выражениях: "Это будет гуманно по отношению к пленным, которые все равно тысячами гибли в лагерях от голода".

О том, что происходило в Финляндии в начале двадцатых годов, можно судить по материалам, опубликованным недавно в газете "Голос Родины" (№ 27, 1964 год).

"В 20-х годах вся финско-советская граница на Карельском перешейке буквально кишела агентами контрразведок: французской, американской, английской... Часто это были офицеры бывшей царской армии, и многие из них искренне думали, что этим они выполняют долг перед родиной. Ведь они сознательно рисковали жизнью (иные и погибли при переходе границы). А шли они на это потому, что слепо повиновались своим "белым вождям", от которых ожидали "спасения" России. Были среди них и очумелые... которые видели "спасение" России в "развешивании по столбам" русских людей. Такая изуверская форма "патриотизма" путем истребления ее народа слишком бессмысленна и чудовищна, чтобы ее могли признать многие..."

Иностранные разведки легко находили себе агентов среди тех, кто предпочел бежать за границу, чтобы оттуда "спасать Россию".

Понятно, что при таком правителе, как Маннергейм, русские белые эмиссары Кутепова пользовались особыми симпатиями 2-го отдела финского штаба.

Связь финского штаба с "Трестом" осуществлялась через Романа Бирка, сотрудника "Треста" в Ревеле. Кроме Романа Бирка финской разведке помогали представитель великого князя Николая Николаевича - агент английской разведки, бывший морской офицер Бунаков - и представитель Врангеля генерал Юзефович.

Разумеется, никто из них, кроме Романа Бирка, не знал об истинных целях Монархической организации центральной России, то есть "Треста".