Алексей Дельнов - Франция. Большой исторический путеводитель

Французское правительство старалось проводить политику «дружбы и сотрудничества» с арабским миром. Хотя оно имело тесные отношения с Израилем, однако во время его «Шестидневной войны» 1967 г. с Египтом, Сирией и Иорданией французский представитель в ООН проголосовал за немедленный вывод израильских войск с захваченных арабских территорий.

Раньше других западных держав Франция признала Китайскую Народную Республику.

В области франко-советских отношений очень важен был визит де Голля в СССР в 1966 г. (советских партийных руководителей тогда несколько шокировало, как тепло встретили лидера капиталистического государства простые москвичи: тысячи их собрались под дождем на площади перед зданием Моссовета, где в честь иностранного гостя давался прием. Де Голль вышел на балкон и приветствовал советских людей краткой речью. В комментарии по поводу происшедшего газеты разъяснили, что «собравшиеся приветствовали одного из лидеров антигитлеровской коалиции»). На переговорах стороны выразили пожелание, чтобы «была установлена атмосфера разрядки между странами Запада и Востока». Была достигнута договоренность о регулярных консультациях с целью развития отношений «от согласия к сотрудничеству».

Но своим ядерным оружием и своей ядреной военной программой Франция очень дорожила: в 1963 г. она не присоединилась к договору о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, космосе и под водой, а в 1967 г. - к договору о мирном использовании космического пространства.

Между тем складывалась оппозиция «режиму личной власти» - как левая, так и правая.

ФКП, Социалистическая партия, радикалы и другие левые организации были недовольны социально-экономической программой правительства и тем, что оно предоставляло субсидии частным религиозным школам. Но договориться о единстве действий они не могли.

Среди правых и центристов было много недовольных тем, что де Голль действует «вопреки принципам атлантизма и европеизации». Все большее число крупнейших французских компаний, выходя на уровень транснациональных, хотело бы действовать на интегрированном экономическом и политическом пространстве. Поклонникам максимально свободного предпринимательства не нравилось чрезмерное вмешательство государства в экономику.

Опасаясь, что недовольные в парламенте могут объединиться, де Голль предложил внести поправку в конституцию: чтобы президент избирался не выборщиками, а всенародным голосованием. Поправку он решил провести не через парламент, а путем референдума. Это игнорирование мнения депутатов вызвало резкие политические дебаты: по закону, президент мог выносить вопрос на референдум только в том случае, если на него был получен отрицательный ответ при голосовании в парламенте. В результате де Голль распустил Национальное собрание.

На референдуме 28 октября 1962 г., несмотря на мощную агитацию оппозиционных сил всех мастей, более 60% французов одобрили поправку (с тех пор так и повелось - президентов избирают путем захватывающего всенародного голосования). На выборах в национальное собрание большого успеха добилась голлистская ЮНР (но хорошо выступили и коммунисты). Правительство, в которое вошли только депутаты от ЮНР и «независимые республиканцы», возглавил Жорж Помпиду.

На 1965 г. были назначены первые президентские выборы. За год до них социалист Франсуа Миттеран организовал внепарламентский «Конвент республиканских институтов» - нечто вроде дискуссионного клуба левой интеллигенции. Идея оказалась удачной - работа Конвента имела большой общественный резонанс. На его собраниях, резюмируя словами вышедшей тогда же книги Миттерана, утверждалось, что «голлизм живет вне законов, продвигаясь ощупью от одного государственного переворота к другому».

Де Голль все же победил на выборах, но только во втором туре, где ему противостоял Миттеран - вошедший с той поры в первый ряд французских политиков (в 1981 г. он стал президентом и пребывал на этом посту 14 лет - пока рекорд. Интересно отметить, что Франсуа Миттеран по происхождению - знатнейший французский аристократ и потомок английских королей).

Росло недовольство правых, росло недовольство левых. Но Францию чуть было не перевернули не правые, не левые, а леваки.

Подрастало поколение, которому мало что говорили рассказы о военных невзгодах и которое не соблазнялось культом потребительства. Ему не нравилось породившее его общество со всеми его злыми контрастами и оно максималистски воспринимало мир. Оно было полно энергии - и оно не хотело бороться путем подсчета процентов голосов на парламентских выборах. Меркантильные требования забастовщиков у этих ребят тоже не вызывали сочувствия.

Кому-то хватало внешних и бытовых форм отрицания. Это - сексуальная свобода, культ рок-музыки, перелетевший из Англии и США. Молодежная мода, так не похожая на взрослую: ни галстуков, ни пиджаков. Потертые джинсы, свитера, длинные волосы, косматые бороды, марихуана, девчонки, щеголяющие на пляжах топлесс.

Но вызревало, особенно в студенческой среде, и нечто посерьезнее и поопаснее. Студентов во Франции было уже 600 тысяч. Народ продвинутый, приобщенный к знаниям, в еще большей степени самоуверенный. Жили они тесными, сплоченными сообществами (наподобие промышленного пролетариата Карла Маркса), сконцентрированными в аудиториях и студенческих городках (один Латинский квартал при Сорбонне чего стоит), и любая подходящая новая идея распространялась среди молодых голов быстрее чумы.

Особенно популярен был немецко-американский философ и социолог Герберт Маркузе, находивший наибольшую революционную потенцию не в обуржуазившемся пролетариате, а в «аутсайдерах» (люмпенах и прочих неприкаянных) и в студенчестве. Это было и лестно, и будоражило. Стали появляться левоэкстремистские группы («гошисты» - «левые»), немногочисленные, но эмоциональные и бесстрашные. Они презирали «реформистов», к которым относили коммунистов, социалистов, профсоюзных активистов. Себя бунтари предпочитали причислять к троцкистам, маоистам, анархистам, фиделистам (а еще лучше чегеваристам).

Повод всегда найдется. Но его и искать не пришлось. Во французских вузах существовала застарелая, давно требующая разрешения проблема. Из принятых на первый курс заканчивали институт или университет процентов 20-30, не больше. Главная причина была в системе оплаты учебы. Зачисляли почти что всех подряд, французскому интеллектуальному (или считающему себя таковым) молодняку не приходилось переживать таких мучительных стрессов, какие выпадали на долю советских абитуриентов. Начиналась развеселая студенческая жизнь, особенно вольготно чувствовали себя ребята легкомысленные- а много ли других лет в 17-18? Но наступала пора первой сессии, многие заслуженно проваливались на экзаменах. И тут оказывалось, что за пересдачи надо платить, и немало. Кто-то брался за ум, кто-то надеялся на папин кошелек, кому-то приходилось подрабатывать, кто-то прощался с мыслью о дипломе. Конечно, отсев балбесов - мотив конструктивный, но экзаменаторы были порой излишне непреклонны, и многим ли студентам в целом свете не довелось поплавать уткой? А в вузах становилось все больше выходцев из небогатых семей: мелкобуржуазных, рабочих, крестьянских. Им и без экстремальных расходов трудно было себя прокормить, государственная же помощь была мизерна. И не было никакой уверенности в будущем даже у успешно закончивших альма-матер: в отличие от довоенных и послевоенных лет, программы трудоустройства молодых специалистов не было.