Александр Зимин - Опричнина

Трудно сказать, какими конкретными провинностями вызывалось в каждом случае переселение этих княжат и детей боярских в Казань. Прямой связи с выселением из опричных уездов усмотреть нельзя, ибо подавляющее большинство их служили не с земель, вошедших в опричнину. Переселениями в Поволжье Иван Грозный продолжал репрессии против сторонников Избранной рады и тех, кто, по его представлениям, мог поддержать претензии Владимира Старицкого на московский престол. Система «свода», кстати говоря, применялась и к посадским людям. В Казани встречаются сведенцы — торговые люди и ремесленники из Твери, Костромы, Владимира, Вологды, Рязани, Пскова, Углича, Устюга, Москвы и Нижнего Новгорода. Переселенческая политика правительства Ивана IV свидетельствовала о стремлении русифицировать новоприсоединенные районы Среднего Поволжья.

Переселение в Казанский край дало Р.Г. Скрынникову основание для вывода о том, что «первоначально опричная политика имела по преимуществу антикняжескую направленность» [700]. Но выселению подверглись далеко не одни княжата. К тому же весной 1566 г., т. е. примерно через год, ссыльных княжат и детей боярских стали возвращать на старые места. «Отказ от антикняжеских репрессий, — пишет Р.Г. Скрынников, — объяснялся тем, что, с точки зрения правительства, казанское переселение достигло основной цели, подорвав влияние и богатство фрондирующей титулованной знати» [701]. Но о каком же «подрыве» влияния княжат и «подрыве» их экономической мощи может идти речь, когда через год после их высылки в Казань, они были амнистированы и возвращены на старые места?

Обстановку опричных выселений наглядно изображают Таубе и Крузе. «Представители знатных родов, — пишут они, — были изгнаны безжалостным образом из старинных унаследованных от отцов имений… Эти бояре были переведены на новые места, где им были указаны поместья». Особенно туго пришлось переселенцам из Костромы, Ярославля, Переславля и других областей, «в которых жило больше 12 000 бояр», а в опричнину пошло не более 570. «Остальные должны были тронуться в путь зимой среди глубокого снега… Если кто-либо из горожан в городах или крестьян в селах давал приют больным или роженицам хотя бы на один час, то его казнили без всякой пощады. Мертвый не должен был погребаться на его земле, но сделаться добычей птиц, собак и диких зверей» [702].

Испытанным средством обеспечения благонадежности крупных политических деятелей продолжала служить порука. В 1565–1566 гг. были взяты три поручные грамоты: по Л.А. Салтыкову, И.П. Яковлеву и М.И. Воротынскому.

Лев Андреевич Салтыков принадлежал к числу опытнейших московских администраторов середины XVI в. Наследовав в 1549 г. после своего отца дворцовую должность оружничего, он последовательно поддерживал Ивана Грозного в его начинаниях. В марте 1553 г. Лев Салтыков, вероятно, вместе с братом Яковом, отстаивал кандидатуру царевича Дмитрия в качество наследника Ивана IV и в том же году получил звание окольничего [703]. В конце 50-х — начале 60-х годов XVI в. он уже становится боярином [704]. Это было время расцвета его деятельности. Во второй половине 50-х — первой половине 60-х годов Л.А. Салтыков фактически вершил дела в Государеве дворце. В частности, он «приказывал», т. е. выдавал, многочисленные жалованные грамоты [705], вел судебные дела по земельным вопросам [706], выменивал царю земли [707], подписывал сотные выписи на дворцовые села с установлением норм крестьянских повинностей [708]. В его канцелярию направлялись памяти с законодательными предписаниями [709].

Как мы уже писали, Салтыков при утверждении опричнины попал в опалу и был лишен звания оружничего [710]. Грамота очень лаконична: 84 детей боярских ручались, что Л. А. Салтыков и его дети Михаил и Иван никогда не отъедут и не побегут. В случае же их отъезда поручители обязались уплатить 5 тысяч рублей.

В марте 1565 г. поручные берутся по И.П. Яковлеву [711]. Получив первые разрядные должности уже в 1547 г., Яковлев стал в 1550 г. тысячником первой статьи по Коломне, в 1557 г. — окольничим, а в 1558 г. — боярином. Опала на боярина И.П. Яковлева, вероятно, вызывалась его нерадивой деятельностью во время нашествия Девлет-Гирея осенью 1564 г. Кстати, и на этот раз пострадал боярин при номинальном командующем вооруженными силами Владимире Старицком [712].

В том же 1565 г. поручную по боярину B.C. Серебряному дали около 170 детей боярских и даже четверо торговых людей [713]. Увеличение числа поручников сопровождалось привлечением к поруке менее знатных представителей дворянства, служивших не по дворовому, а по городовому списку. B.C. Серебряный, ставший боярином еще в 1549 г., вероятно, как и его брат Петр, в 1553 г. поддерживал князя Владимира Андреевича. По разрядам нельзя проследить ни обстоятельств, вызвавших недоверие царя к Серебряному, ни каких-либо изменений в его служебном положении [714].

Взятие поруки в 1565–1566 гг., как правило, кончало опалу и возвращало вырученного боярина в число доверенных лиц царя. Так было, например, с З.И. Очиным-Плещеевым и И.П. Охлябининым, по которым в 1566 г. после возвращения из литовского плена взяты были полусимволические поручные записи [715]. Оба они сразу же вошли в состав опричнины [716].

1565 год был заполнен строительством опричного аппарата, персональным отбором «людишек», испомещением «верных слуг», переселениями лиц, внушавших опасение. Царь подолгу жил в Слободе, разъезжал по своим новым владениям [717], строил осенью каменную крепость в опричной Вологде, свозил туда к весне «всякие запасы». Вологда занимала выгодное положение на путях к Холмогорам, важнейшему торговому порту на севере России. Строителем вологодского кремля был Размысл (Herr Asmus) [718], который известен как один из выдающихся инженеров, отличившийся при взятии Казани [719]. Уже летом 1566 г. английский дипломат Антоний Дженкинсон сообщал, что по распоряжению царя в Вологде строится кремль величиной в 2400 саженей [720].

Все это не позволило русскому правительству предпринимать сколько-нибудь широкие внешнеполитические акции. Весной 1565 г. завершились переговоры о семилетнем перемирии со Швецией [721]. Местного характера столкновения происходили на Псковщине (под Красным городком и Воронечем) [722]. Небольшие стычки русских и литовских войск летом в смоленских, полоцких, рославльских и псковских местах не внесли изменений на западном фронте. Дело началось, по донесению русских воевод, успешным поиманием «языков» [723]. В июне по распоряжению правительства из Юрьева вывели «бурмистров и посадников и ратманов — всех немец», по официальной версии, «за их измены» (во Владимир, Нижний Новгород, Кострому и Углич) [724]. Летом и осенью шел усиленный обмен гонцами с ногаями и Крымом [725].

Несколько активизировались военные действия осенью. Под Волховом в октябре появился Девлет-Гирей, но и на этот раз ненадолго [726]. Почти одновременно, как и год тому назад, начались столкновения на западе. Литовские отряды совершали набеги в район Заволочья (в Ржевский уезд), полоцких и озерищских волостей [727]. В свою очередь и русские воеводы ходили в Литовскую землю из Смоленска [728].