Александр Зимин - Опричнина

Гибель многих тысяч новгородских крестьян и ремесленников, конечно, ничем не может быть оправдана. Таковы были варварская сущность феодального строя и разбойный характер власти феодальных правителей. И в этом отношении Россия не была исключением. Многими тысячами гибли горожане и крестьяне во Франции в период религиозных войн. То же самое происходило и в других странах. Конечно, на характер новгородского похода наложила печать и личность его инициатора — царя Ивана IV. Мстительный и кровожадный правитель без всякой нужды залил кровью безвинных людей новгородские улицы и северно-русские деревни. Бессмысленность тех форм, в которые вылилась завершающая страница борьбы Москвы с Новгородом, совершенно очевидна.

Но тем не менее нельзя не признать тот факт, что ликвидация обособленности и экономического могущества Новгорода являлась необходимым условием завершения борьбы с политической раздробленностью страны. В своей интересной книге о России в XVI в. М.Н. Тихомиров верно подметил, что, «игнорируя сведения об особой новгородской старине и вольностях XVI в., историки не могут объяснить крайнюю свирепость Ивана Грозного по отношению к новгородцам в 1570 г.» [1518]. Для Ивана IV Новгород представлял опасность и как крупный феодальный центр, и как союзник старицкого князя, и как потенциальный сторонник Литвы, и как крупнейшая цитадель сильной воинствующей церкви. Не доверял он и новгородскому дворянству (из его состава ни один не вошел в состав опричнины). Именно поэтому столь сокрушительным был удар, нанесенный царем в 1570 г. по новгородским землям. Этот удар по своей форме напоминал новгородские походы деда Ивана Грозного Ивана III, но его сущность и последствия были уже отличными. Новгород после погрома 1570 г. превращался из соперника Москвы в рядовой город Русского централизованного государства, всецело подчиненный московской администрации.

Создавая в 1565 г. государев удел, Иван Грозный назвал его «опришниною». Слово «опричнина» к середине XVI в. уже редко употреблялось в деловом языке. Происходило оно от предлога «опричь», т. е. кроме. Поэтому Андрей Курбский и называет опричников «кромешниками», намекая одновременно на тьму кромешную и на ее непременного спутника — нечистую силу [1519]. В XIV–XV вв. словом «опришное» обозначали «особую», «обособленную» часть целого. «Опришным», например, мог быть сепаратный мир. Так, в договоре с литовским великим князем Казимиром (1449 г.) Василий II писал: «А с немцы ти, брате, держати вечный мир, а з новгородцы опришнии мир, а со псковичы опришныи мир» [1520]. К завещанию Мясоеда Вислого (1568 г.) была приложена особая, дополнительная запись, содержавшая роспись его долгов («А кому мне что дати, и тому у меня памятця опричняя») [1521]. Когда митрополит Фотий в своем послании в Псков (1410–1417 гг.) категорически запретил существование общих монастырей для монахов и монахинь, то он также употребил понятие «опришное»: «Черньци бы жили себе одны в монастыри без черниць, а черньци бы жили себе особно во опришнемь монастыри» [1522]. «Опричными» назывались «сторонние» люди, не находившиеся под юрисдикцией феодала иди государственного чиновника [1523]. «Опричные» люди как посторонние встречаются и в посольских делах 60-70-х годов XVI в. В июле 1561 г. строжайше предписывалось, чтобы к шведским послам «не ходил нихто и их бы люди с опричными людми не говорили ни с кем» [1524].

Термин «опричнина» в летописном переложении указа 1565 г. применяется для обозначения всего создавшегося государева двора, т. е. и для его территории, и для его населения [1525]. Для автора Пискаревского летописца опричнина — это «разделение земли и градом». В «опришнину» царь брал «иных бояр и дворян и детей боярских» [1526].

В более узком смысле «опришниною» в XIV–XV вв. называли особое владение князя, отличное от великого княжения. Один из князей говорил, судя по летописи (6827 г,): «Брате, аже дал царь тебе великое княжение, то и аз отступаюся тебе, княжи на великом княжении, а в мою опришнину не вступайся» [1527]. Иногда опричниной именовали выдел, дававшийся великим князем княгине-вдове. Так, в послании митрополита Ионы сообщается о некой княгине, которой ее муж «подавал» особое владение «во опришнину, чим ей было прожита» [1528]. В своем завещании (1406-1407 гг.). Василий I писал: «Да к тому ей даю в опришнину два села в Юрьеве-Богородицское да Олексинское», которые должны были перейти его вдове только «до ее живота». В данном случае (как и в своем «примысле») княгиня имела полное право распоряжаться («по душе ли даст, сыну ли даст») [1529]. «Опришниною», следовательно, княгиня владела на правах полной собственности.

Понятие «опришнина» для XVI в., может быть, даже в большей степени, чем «удел», было уже архаичным. Но, очерчивая в 1565 г. контуры своего особого владения, Грозный предпочел его назвать не уделом, а опричниной [1530]. Это, впрочем, понятно: уж слишком одиозным было понятие «удела» во второй половине XVI в. Используя для своей реформы старые удельные образцы, Иван IV все же стремился выбрать из них те, которые давали больший простор для осуществления намеченных им мероприятий, наносивших решительный удар по старине. И все же сама сущность преобразований противоречила формам, в которые они облекались. В этом заключалась одна из причин неуспеха опричнины.

В исторической литературе (нередко у одного и того же автора) термином «опричнина» называют разнообразные явления.

Наиболее правильным, пожалуй, будет употреблять термин «опричнина» в двух смыслах: в узком — для обозначения государева удела — двора в 1565–1572 гг. ив широком — как политику московского правительства в эти годы, направленную на ликвидацию в России пережитков политической раздробленности [1531].

Январский указ 1565 г., вводя в стране опричные порядки, предусматривал переход на царский «обиход» целого ряда земель, которые должны были образовать государев удел [1532]. Наиболее обстоятельный анализ первоначального состава этого удела принадлежит С.Б. Веселовскому [1533]. Он выделил три категории земель, вошедших в опричнину уже в 1565 г. Это, во-первых, «владения дворцового хозяйства» — волости Алешня и Хотунь (на реке Лопасне) Московского уезда (первая на границе с Дмитровским, вторая с Коломенским уездом). Во Владимире царь отписал себе волость Гусь (на иге) и Муромское сельцо, в Переяславле — Аргуновскую волость [1534], расположенную неподалеку от опричного центра Александровой слободы, в Московском уезде — дворцовую волость Гжель (на юго-востоке) и деревни, когда-то принадлежавшие ордынцам [1535].

Государев удел должен был быть обеспечен необходимыми припасами. Поэтому в него взяли Балахну с дворцовыми землями на Узоле, Соль Галицкую [1536], Старую Русу и Тотьму, откуда поступала в казну соль [1537].