Михаил Горбачев - Жизнь и реформы

А большая часть выступления была посвящена нашему пониманию новых принципов, на которых теперь строятся отношения между социалистическими странами. «Равноправие, самостоятельность, солидарность — вот что определяет сегодня содержание этих отношений». В самой общей форме я сказал, что в республике есть проблемы, связанные как с ее внутренним развитием, так и с процессами модернизации, обновления, происходящими во всех социалистических странах.

Трудно сказать, как бы развивались события в ГДР, если бы Хонеккер в своем докладе, воздав должное прошлому, предложил кардинальные реформы. Возможно, уже было и поздно что-либо изменить. Но общество ждало. И оно могло бы поддержать инициативу руководства страны, если бы она отвечала его ожиданиям. Тогда еще раз Хонеккер упустил момент для выступления с крупной инициативой, нацеленной на будущее. А недовольство режимом уже перерастало в открытые массовые выступления.

Это в полной мере проявилось уже вечером — во время факельного шествия по Унтер-ден-Линден. Мимо трибун, на которых находились руководство ГДР и иностранные гости, шли колонны представителей всех округов республики. Зрелище было, прямо скажем, впечатляющее. Играют оркестры, бьют барабаны, лучи прожекторов, отблеск факелов, а главное — десятки тысяч молодых лиц. Участники шествия, как мне говорили, заранее тщательно отбирались. Это были в основном активисты Союза свободной немецкой молодежи, молодые члены СЕПГ и близких к ней партий и общественных организаций. Тем показательнее лозунги и скандирование в их рядах: «Перестройка!», «Горбачев! Помоги!». Ко мне подошел взволнованный Мечислав Раковский (они с Ярузельским тоже были на трибуне):

— Михаил Сергеевич, вы понимаете, какие лозунги они выдвигают, что кричат? — И переводит. — Они требуют: «Горбачев, спаси нас еще раз!» Это же актив партии! Это конец!!!

Неладное я почувствовал, когда мы еще ехали с аэродрома Шенефельд: плотные ряды молодежи почти на всем пути до резиденции скандировали «Горбачев! Горбачев!», хотя рядом был Хонеккер. На него не обращали внимания и тогда, когда мы шли с ним по узкому живому коридору из Дворца республики. Но того, что произошло во время факельного шествия, я просто не ожидал. Тот, кто видел все это, может по достоинству оценить последующие утверждения Хонеккера, будто его отстранение от руководства ГДР было результатом санкционированной Горбачевым интриги аппарата ЦК СЕПГ. Кстати, слова: «Горбачев, спаси нас еще раз!» — я услышал в Трептов-парке от школьниц, передавших мне цветы и записку. Там были тысячи юношей и девушек.

Хонеккер в эти дни не мог скрыть внутреннее волнение. Вечером, приветствуя проходящую мимо трибуны молодежь, он пританцовывал, напевал, вообще бодрился. Но видно было, что ему не по себе, он был словно в трансе. На следующий день мы встретились один на один. Беседа продолжалась около трех часов. Несмотря на все мои усилия, вывести его на откровенный разговор не удалось. Еще раз я должен был заслушать подробный отчет о достижениях. Хонеккер не принимал протест, исходящий из общества. А ситуация в ГДР при непосредственном наблюдении действительно оказалась такой, как ее охарактеризовали представители Культурбунда, — «без пяти минут двенадцать». Хотя и с оглядкой, об этом же говорили и члены руководства СЕПГ. После нашей встречи с их лидером некоторые спрашивали: понимает ли он, что для ГДР настал час перемен. Конечно, странным было, что этот вопрос задавали мне. Отсюда следовал вывод, что обстановка в Политбюро СЕПГ не дает возможности обратиться к генсеку с таким вопросом.

В программе моего пребывания была намечена встреча с руководством ГДР. И она состоялась перед самым отъездом из Берлина. Делясь опытом перестройки, я сказал немецким друзьям: «Того, кто опаздывает в политике, жизнь сурово наказывает». Для большей убедительности сослался на наше решение приблизить сроки проведения XXVIII съезда КПСС, где намерены осмыслить итоги прошедших лет перестройки, выработать ориентиры на будущее. Одновременно Верховный Совет СССР, Съезд народных депутатов займутся решением вопросов собственности, аренды, предпринимательства и других, что позволит в ближайшее время создать правовую базу для углубления реформ.

Обращаясь к собеседникам, я сказал:

— Жизнь, как я понимаю, требует и от вас принятия мужественных решений.

Участники встречи выслушали меня с предельным вниманием. Первым взял слово Хонеккер. Формально соглашаясь со мной, он повернул все в плоскость частных, прикладных тем. Реплики или краткие замечания, с которыми выступили К.Хагер, Г.Шюрер, Г.Кроликовский, В.Эберляйн, хотя и носили деловой характер, не выходили в общем за рамки рутинных вопросов.

Покидал я Берлин со смешанными чувствами. Запечатлелся образ огромного человеческого потока, тысяч немецких юношей и девушек — здоровых, крепких, приветливых, жаждущих перемен. И это вселяло надежду, оптимизм. Но было и другое. В памяти моей остались настороженные, сосредоточенные лица руководителей СЕПГ, каждый из которых, похоже, готовился сделать свой решающий выбор. Хонеккер явно обиделся на меня и, чтобы подчеркнуть это, не поехал нас провожать, хотя днем раньше встречал на аэродроме Шенефельд вместе с супругой.

Запоздавшие перемены

Как мне рассказывали потом, вскоре после юбилейных торжеств Политбюро ЦК СЕПГ собралось, чтобы обсудить итоги празднеств и общую ситуацию в республике. Многие высказались за активные действия по умиротворению разраставшихся волнений. Хонеккер же призывал «не драматизировать обстановку», «не идти на диалог с классовым противником»(?!). Это, очевидно, побудило Политбюро, вопреки позиции генсека, созвать Пленум ЦК. Политбюро приняло заявление о готовности обсудить и решить возникшие проблемы путем гражданского диалога, гласности, урегулирования вопросов выезда за границу. Созванный 18 октября Пленум ЦК СЕПГ освободил Хонеккера от обязанностей Генерального секретаря ЦК СЕПГ и Председателя Госсовета ГДР. На оба эти поста был избран Кренц, ранее занимавшийся в Политбюро вопросами государственной безопасности, правоохранительных органов, а также молодежи и спорта. Смена эта была, так сказать, запрограммированной, его и раньше в шутку называли «кренц-принцем».

Тем временем стихийные выступления на улицах городов продолжались. Выдвигались требования демократизации режима, расследования злоупотреблений, ликвидации непомерных привилегий должностных лиц. Власти утрачивали контроль над событиями, сказывалась растерянность, неспособность перехватить инициативу. 8—10 ноября Пленум ЦК существенно обновил состав Политбюро. В него был введен «бунтарь» Ханс Модров, вскоре возглавивший коалиционное правительство. В ночь с 9 на 10 ноября у стены, разделявшей Восточный и Западный Берлин, собрались огромные толпы людей. Во избежание опасных эксцессов были открыты переходы на запад. Стена пала, а вернее сказать, превратилась в памятник ушедшей в прошлое «холодной войны».