Михаил Горбачев - Жизнь и реформы

Мне показали два письма Хрущева, одно развернутое, другое короткое. Он выразил готовность советского руководства вывести ракеты при условии, что Соединенные Штаты дадут гарантию о ненападении на Кубу и обещание убрать ракеты из Турции. В конечном счете было найдено решение, которое всех удовлетворило, мир с облегчением вздохнул.

Значение Карибского кризиса не ограничилось тем, что он наложил отпечаток на отношения Соединенных Штатов и Советского Союза, вынудив руководство супердержав занять единственно правильные в тех условиях позиции. Принятые тогда решения существенно повлияли и на отношения между советским и кубинским руководством. Фидель Кастро в последующих беседах говорил о своем двойственном восприятии случившегося. Он почувствовал свою зависимость от Москвы: ведь Куба тогда могла держаться только при мощной поддержке Советского Союза. А быть нашим заложником ему не улыбалось, он хотел сохранить независимость кубинской революции, себя как политика.

Одновременно кризис привел к глухой и, по существу, бессрочной блокаде Кубы. Перед Фиделем встал вопрос: что дальше? Возможность примирения с Соединенными Штатами была заказана. В Майами неустанно готовились к вторжению кубинские иммигранты, Пентагон бряцал оружием, ЦРУ инспирировало один за другим заговоры против кубинского лидера. Иного выбора, чем ориентация на СССР, у Кубы не было. Тем более что в обмен на удаление нашего ядерного оружия из Западного полушария Москва добилась обязательства Вашингтона отказаться от агрессии против острова Свободы.

Трудные поиски

Медленно, с колебаниями шла Куба к воспроизводству у себя социальной системы в том виде, как она сложилась у нас и в других странах соцсодружества. Пожалуй, можно считать переломным моментом середину 70-х годов. Тогда Фидель пошел на слияние своего режима с идеей коммунизма. На первом съезде Компартии Кубы в 1975 году в резолюции о международной политике было записано, что Куба подчиняет свои интересы во внешней политике общим интересам победы социализма и коммунизма, национального освобождения народов.

Со своей стороны, советское руководство не только говорило об интернационализме, но и немало делало, не считаясь с тем, выгодно ли это нам или нет. Советский Союз организовал регулярные поставки значительного количества нефти, металла, хлопка и других видов сырья. Мы внесли решающий вклад в строительство на Кубе крупных, жизненно важных объектов энергетики, транспорта, предприятий добывающей промышленности (никель, кобальт). С нашей помощью был налажен выпуск комбайнов для уборки сахарного тростника, другой сельскохозяйственной техники.

Находясь фактически в осаде, кубинские руководители искали пути удовлетворения элементарных потребностей людей. К их чести, приоритет был отдан народному образованию и медицинскому обслуживанию населения, которые стали вскоре предметом зависти многих соседей Кубы в Центральной и Латинской Америке. Но это возлагало дополнительные нагрузки на слабую монокультурную экономику. Многократно бывая у нас в стране, Фидель и его соратники нашли, что плановая система хозяйствования и централизованного распределения позволяет на уравнительных началах обеспечивать население самым необходимым. Вот почему, на мой взгляд, кубинцы восприняли советскую модель. По приглашению хозяев на острове высадился целый десант наших ученых, плановиков, практиков-управленцев. Они сделали немало полезного для создания экономической структуры. Но вместе с позитивным опытом «экспортировались» и пороки нашей хозяйственной системы. Надо сказать, Фиделя не покидали сомнения. Одно время он склонялся к введению хозрасчета, материальной заинтересованности, всего того, что вошло у нас в понятие экономических реформ. Но скоро от этих идей кубинцы отказались, опасаясь утратить контроль за экономикой, а главное — привести к социальному расслоению общества, поставить под угрозу революционный режим. Не обошлось без идеологических метаний между идеями XX съезда и маоистским фундаментализмом.

Жизнь требовала поворота внимания к реальным экономическим и социальным проблемам. Полагаю, Кастро это чувствовал. Но были и другие настроения, я бы назвал их ультрареволюционными, экстремистско-левацкими: соблазн «подтолкнуть» революции в странах Латинской Америки, Азии, Африки, благо, социальная почва для того существовала. Эти две тенденции все время присутствовали и противоборствовали в политике кубинского руководства. Но тут нельзя не учитывать, что процесс деколонизации, становления молодых государств был в то время полем борьбы между двумя блоками и идеологиями.

На такой почве к концу 70-х годов сложились особые советско-кубинские отношения. Советское руководство активно использовало их в своих глобальных внешнеполитических целях, но справедливости ради надо сказать: Кастро всегда сохранял независимость в суждениях и в принятии окончательных решений, не терпел и не допускал, чтобы им командовали. Имели место отношения союзников, а не господства и подчинения. Бывало и так, что кубинское руководство само вовлекало нас, мало сказать, в непростые ситуации, например, в случае с Анголой. Наши военные рассчитывали овладеть надежным плацдармом в Африке, поэтому с энтузиазмом поддержали вмешательство Кубы в Анголе и Эфиопии. В то же время в политических кругах излишняя ангажированность Кубы, тянувшей за собой и Советский Союз, вызывала серьезное возражение. В «коридорах власти» многие откровенно говорили, что кубинцы «навешивают нам еще один Афганистан».

В Советском Союзе неизменными оставались чувства симпатии к кубинцам, и в этом смысле наши заверения продолжить поддержку Кубы соответствовали настроениям общества. Достаточно вспомнить, как тепло принимали Фиделя Кастро в феврале 1986 года, когда он прибыл для участия в работе XXVII съезда КПСС.

Перестройка и ректификация

Речь Кастро на съезде была эмоциональной и содержательной. Тут надо иметь в виду, что на Кубе в то время начался процесс так называемой ректификации, то есть очищения от всякого рода злоупотреблений, коррупции, хозяйственных преступлений. Ректификация в этом отношении была созвучна перестройке. А вот что касается другой стороны дела, а именно — широкого использования товарно-денежных отношений, тут, конечно, были расхождения. Делегаты воздали должное Кастро. Но мне показалось, что Фидель как бы купался в лучах славы и в то время еще глубоко не вникал в смысл происходившего у нас поворота.

В том же 1986 году, в ноябре, мы еще раз беседовали с ним, когда он приехал в Москву для участия в рабочей встрече руководителей правящих партий стран — членов СЭВ. Обсуждались вопросы перестройки экономических отношений на базе общепринятых в мировой практике принципов. Кубинское руководство, как вьетнамское и монгольское, было встревожено такой постановкой вопроса. По нашему предложению на совещании было принято решение разработать для Кубы, Вьетнама и Монголии специальную коллективную программу экономического сотрудничества в рамках СЭВ.