Александр Зимин - В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России

Но при всем этом в деятельности Бориса заложено было противоречие, которое он устранить не мог. Все мероприятия по экономическому оздоровлению землевладения служилого люда не могли привести к сколько-нибудь стабильным результатам, пока не был решен главный вопрос — о рабочей силе вотчин и поместий. Ее в значительной мере составляли холопы-страдники, трудом которых обеспечивалась обработка господской запашки, и крестьяне — главные поставщики натуральных и денежных оброков. Бегство тех и других грозило подорвать самые основы материального благополучия светских феодалов, поэтому чрезвычайные меры по его решительному пресечению становились насущной необходимостью. Составление писцовых книг, начатое в 80-е годы, к 1591/92 г. практически завершилось. Писцовые книги и опыт введения заповедных лет в отдельных районах создали базу для более далеко идущих мер. Законы о холопах и крестьянах 90-х годов преследовали одну цель — пресечение бегства крестьян и холопов и имели между собой много сходных черт.

25 апреля 1597 г. по царскому указу от 1 февраля в Холопий приказ М. И. Внукову и дьяку П. Кокошкину послана была память: [692] ПРП, вып. IV, с. 370–374, 517–521. . царь «приговорил со всеми бояры» присылать в Холопий приказ служилые кабалы и другие старые крепости (на людей, живущих за господами, или беглых) и их переписывать в специально заведенные для этой цели книги. Речь шла о проверке прав холоповладельцев на их людей, владение которыми было документально оформлено. При этом юридическое положение старинных видов холопов не изменилось. Записывать холопьи имена и крепости предписывалось «с нынешняго нового уложения бессрочно». Запись в книги следовало произвести в течение одного года. Если же кто-либо из холоповладельцев находился на дальних службах (на Тереке, в Астрахани или Сибири), то срок увеличивался до трех лет. Если же крепости на холопов пропали, но об этом своевременно были сделаны «явки», то в соответствии с мартовским указом 1593 г. надлежало писать новые крепости на холопов взамен утраченных. Предписывалось не принимать иски на тех холопов, которые давали на себя кабалы до 1 июня 1586 г. (хотя они не записаны в Холопьем приказе), после этого указа и которые будут давать на себя кабалы после 1597 г., а находиться они должны в холопстве по кабалам. Дети человека, записанного в холопство, и его жена должны были разделить судьбу их отца и мужа. В случае возникновения споров между холоповладельцами холопа надлежало отдать тому его господину, который предъявит более старую кабалу. В памяти указывалось, что делами о полных и докладных кабалах ведает постельничий и наместник трети Московской И. О. Безобразов или его преемники. Если бывшие прежде кабальными холопами люди захотят дать на себя полные и докладные грамоты, а затем откажутся это сделать, то их следует отдать прежним законным государям по служилым кабалам. Те из них, кто добровольно служил пять-шесть недель, подлежат отпуску на свободу, но на тех, кто служил с полгода, следует давать служилые кабалы, так как хозяева их обували и одевали. Беглых добровольных холопов надлежит выдавать их хозяевам. Попытка ликвидировать институт добровольного холопства отвечала интересам представителей служилого класса, получавших теперь право и возможность закрепить за собой значительное число добровольных слуг.

Смысл уложения 1597 г. был однозначным. Развивая начала указа 1586 г., оно имело основной задачей произвести учет наличного состава челяди у холоповладельцев, с тем чтобы обеспечить хозяевам сыск и возвращение холопов в случае их побега. Отныне только записная кабала (т. е. записанная в книгу крепостей) признавалась документом, обеспечивающим возврат беглецов. Очень важным был запрет выхода кабальных холопов на свободу путем выплаты долга. Одновременно был ограничен и срок их службы — по смерть господина. Следовательно, записные кабалы, как государственно санкционированные и учтенные документы, становились таким же юридическим основанием для владения холопами, каким были писцовые книги для владения крестьянами [693] Подробнее об уложении 1597 г. см.: Панеях В. М. Холопство в XVI — начале XVII в. М., 1975, с. 72–145. .

Результат уложения оказался совершенно иным, чем тот, на который рассчитывали правительство и холоповладельцы. Поток беглецов не только не уменьшился, но даже увеличился (особенно в голодные 1601–1603 гг.). Холопы стали одной из движущих сил Крестьянской войны начала XVII в., а вышедшие из холопьей среды Хлопко и Иван Исаевич Болотников — ее выдающимися вождями.

24 ноября 1597 г. издается указ, сыгравший крупную роль в становлении крепостничества. Отныне подлежали сыску крестьяне, которые «выбежали» из-за бояр и дворян «до нынешнего 106-го году за пять лет». После сыска и суда их следовало «возити… назад, где хто жил». Крестьяне, бежавшие за шесть — десять лет и больше, суду и вывозу старым господам не подлежали (если те ранее о них не «били челом») [694] ПРП, вып. IV, с. 539–540. . Следовательно, основное значение немногословного указа 1597 г. сводилось к тому, что он, исходя из мысли о недопустимости крестьянских побегов, устанавливал пятилетний срок сыска беглецов.

Указ 1597 г. породил большую литературу ввиду и своей принципиальной важности в истории крестьянского закрепощения, и лаконичности и неясности формулировок. В самом деле, кого считать беглецами? Конечно, крестьян, покинувших господ в нарушение закона. Но разрешал ли закон крестьянский выход или исходил из мысли об его отмене, остается неясным. Возможно, законодатель не хотел этот вопрос уточнять, считая отмену выхода временной мерой. Формулировка же закона давала возможность его использовать и в условиях отмены Юрьева дня, и при сохранении права крестьянского выхода. Неясно также, имел ли закон в виду сыск крестьян, бежавших только до указа 1597 г., или распространял новый порядок и на тех крестьян, которые покинут своих хозяев после 1597 г. Наконец, что устанавливал указ: дату ли отсчета поиска беглецов или срок, в течение которого производился сыск беглых крестьян?

В 1597 г. оба понимания были возможны, ибо 101-й год (ноябрь 1592 г.) был за пять лет до издания указа. Но в дальнейшем с каждым новым годом расхождение между обоими пониманиями указа становилось все более значительным. В одном случае (если считать, что закон 1597 г. устанавливал дату отсчета поиска беглецов) срок сыска беглых крестьян все увеличивался, в другом — оставался неизменным. В 1606 г. Лжедмитрий I подтверждает пятилетний срок сыска, что отвечало интересам южнорусских помещиков, во владениях которых скапливалась масса беглецов. Через год Василий Шуйский издал указ о сыске крестьян в течение 15 лет, т. е. принял «101-й год» за начальную дату отсчета сыска беглецов. Эта интерпретация закона 1597 г. соответствовала нуждам землевладельцев центральных районов страны, стремившихся предотвратить крестьянские побеги.