Александр Зимин - В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России

Какой же смысл вкладывал в понятие «пятилетний срок сыска» законодатель 1597 г., сказать трудно. Возможно, он считал указ мероприятием временным и поэтому не предусмотрел возникающей коллизии. Не исключено, что речь шла о сроке сыска беглых (см. упоминания об указах о пятилетнем сроке вершения крестьянских дел). Но речь могла идти и о 1592 г. как о дате отсчета поиска беглецов (именно тогда закончилось поземельное описание в стране — основа крестьянской крепости). Известная недоговоренность в указе 1597 г. могла быть и преднамеренной, ибо давала возможность вернуться к рассмотрению проблемы в дальнейшем. Во всяком случае правительство считало указ компромиссным, а решение, предложенное им в 1597 г., не окончательным [695] Греков Б. Д., кн. 2, с. 322–323. .

Изучение крепостнических мероприятий 90-х годов XVI в. позволяет определить происхождение пятилетнего срока сыска беглых. 1592 год — это не только год завершения переписи, но и год, когда в последний раз упоминаются заповедные лета. В указной грамоте на Двину 14 апреля 1592 г., адресованной земскому судье, говорилось, чтобы он с товарищами «из Никольские вотчины (Никольского Корельского монастыря. — А. З.) крестьян в заповедные лета до нашего указу в наши черные деревни не волозили». По смыслу распоряжения заповедные лета рассматриваются как обычные нормы, действующие до тех пор, пока их не отменят особым указом. Это как-то перекликается с приказной справкой к указу Василия Шуйского 1607 г., в которой говорилось, что царь Федор «по наговору Бориса Годунова, не слушая советов старейших бояр, выход крестьяном заказал» [696] РИБ, т. 14. СПб., 1894, стлб. 137; Смирнов И. И. Новый список Уложения 9 марта 1607 г. — ИА, кн. IV. М.; Л., 1949, с. 82. Кроме едровских грамот заповедные лета упоминаются в Торопецкой уставной грамоте 1590/91 г. (Побойнин И. Торопецкая старина. Исторические очерки г. Торопца с древнейших времен до конца XVII в. — ЧОИДР, 1902, кн. 2, с. 359). . Следовательно, выход крестьян был «заказан» еще в годы царствования Федора Ивановича.

В какой форме осуществлялся запрет на выход, несколько проясняют новгородские документы, обнаруженные В. И. Корецким. В царской грамоте от 8 июля 1595 г. говорится о жалобе старцев Новгородского Пантелеева монастыря на то, что им «навести» крестьян во владения «не мочно, потому что ныне по нашему (царя Федора. — А. З.) указу крестьяном и бобылем вых[оду] нет, а казны деи у них… нет же». В грамоте от 25 июля 1595 г., адресованной кн. Д. А. Ногтеву, сообщается, что подходит срок пяти льготным обжам Пантелеева монастыря, а «навести» крестьян на них невозможно, «потому что ныне по государеву указу крестьяном и бобылем выходу нет». Текст, близкий к грамоте от 8 июля. Итак, как будто в Новгородской земле к 1595 г. действовал закон о невыходе крестьян (если это только не режим заповедных лет). В грамоте от 18 июля 1594 г. содержится распоряжение отдать крестьян старому их владельцу И. Баранову, отобрав у Лисицкого монастыря, «потому что по государеву указу велено в крестьянском владенье давати суд и крестьян велено отдавати назад всево за пять лет, а те крестьяне за Иваном за Борановым живут двенадцать лет». Наконец, в выписи 9 июня 1594 г. А. Ф. Бухарин писал, что его крестьяне на пустошах П. Т. Арцыбашева не живут. «А ныне, — прибавлял он, — твой государев указ: старее пяти лет во владенье и в вывозе суда не давати и не сыскивати» [697] Корецкий. Дела, с. 309, 311, 316, 327. . Текст повторяет июльскую грамоту 1594 г.

Все приведенные упоминания перекликаются с предшествующими и позволяют предположить, что около 1592 г. был издан закон, запрещавший крестьянский выход и устанавливавший пятилетний срок разбора крестьянских дел. Тогда указ 1597 г. можно рассматривать как развитие этого закона, т. е. как распространение его действия и на беглых крестьян. Временно или постоянно был запрещен крестьянский выход (скорее всего «покаместа земля поустроитца», как в уложении о тарханах), сказать трудно.

Впрочем, в литературе по поводу приведенных документов существует разномыслие. По В. И. Корецкому, около 1592/93 г. издан был общий указ, запрещавший крестьянский выход и содержавший установление пятилетнего срока подачи исковых челобитных по делам о крестьянах. Юридическим основанием запрета была запись в писцовых книгах, причем регистрацию крестьян в них правительство объявило обязательной. В. М. Панеях полагает, что термин «указ», употребленный в документах, допускает и толкование его как распоряжения по конкретному вопросу, не имеющему общегосударственного значения. Г. Н. Анпилогов, считая, что существовал закон о пятилетней давности дел о крестьянском владении и вывозе, склонен допустить, что режим заповедных лет сыграл в утверждении крепостничества большую роль, чем полагает В. И. Корецкий (в этом духе он и трактует грамоту 8 июля 1595 г.). Этот режим в начале 90-х годов распространен был на южные районы государства (в 1592 г. отказ тяглых крестьян был еще в районе Ельца). Р. Г. Скрынников пишет, что новая законодательная норма о пятилетнем сроке дел о крестьянах «не была облечена в форму законодательного акта», а «возникла в текущей судебной практике московских приказов из обобщения вполне конкретных прецедентов» [698] Корецкий. Закрепощение, с. 127, 145; Панеях В. М. Закрепощение крестьян в XVI в.: Новые материалы, концепции, перспективы изучения (по поводу книги В. И. Корецкого). — ИСССР, 1972, № 1, с. 157–165; Анпилогов, с. 322–325, 335–336, 359–360; его же. К вопросу о законе 1592–1593 гг., отменявшем выход крестьян, и урочных летах в конце XVI — первой половине XVII в. — ИСССР, 1972, № 5, с. 160–177; Скрынников. Россия, с. 205; его же. Борьба, с. 66. . Словом, вопрос нуждается в дальнейшем тщательном изучении.

Но так или иначе, пятилетний срок исковых дел о крестьянах существовал к середине 90-х годов и явился источником законодательной нормы 1597 г. А если так, то тогда, говоря о пятилетнем сроке сыска беглых, указ 1597 г. имел в виду не столько сакраментальную дату «101-й год», сколько практику пятилетнего вершения крестьянских дел. Поскольку указ 1597 г. говорил только о крестьянском побеге, то тем самым закон как бы склонялся к тому, чтобы рассматривать незаконным любой уход крестьян от господина. Это было шагом вперед в крепостническом мировоззрении правительства, ранее говорившего о «выходе», «свозе», «владении» крестьянами, а теперь лишь о крестьянах-беглецах.

И вместе с тем в условиях хозяйственной разрухи правительство не могло пойти на установление бессрочного сыска крестьян, т. е. на что оно пошло в уложении о холопах 1597 г. К тому же, проводя политику хозяйственного развития окраин страны (Сибири, Юга и Поволжья), куда устремлялся поток беженцев, Годунов не хотел препятствовать наметившемуся там экономическому подъему путем сыска и вывоза оттуда бежавших крестьян. Сравнительно небольшой срок сыска (пять лет) отвечал интересам помещиков окраин [699] Ср. Корецкий. Закрепощение, с. 157. . Впрочем, что будет в дальнейшем, никто не знал, и Борис, возможно, собирался вернуться к крестьянскому вопросу позднее. Он это и сделал, но уже в обстановке голода 1601–1603 гг., нарушившего его первоначальные планы решения крестьянского вопроса. Вспыхнувшая Крестьянская война перечеркнула начинания Годунова.