Джон Мэн - Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы

Армия перевалила через Евфрат и 24 января 1260 года достигла Алеппо. После шестидневной резни эти земли были подарены королю крестоносцев Боэмунду VI. Хама и Хомс капитулировали. Дамаск был покинут султаном, бежавшим в Египет, и Китбуга-нойон лично обезглавил дамасского градоначальника. Христиане ликовали, звонили колокола, вино лилось рекой, а в одной мечети восстановили христианские богослужения. Казалось, шесть веков мусульманского господства закончились. Затем монголы, пользуясь все это время хорошими пастбищами пограничья Сирии, повернули на юг, к Наблусу, гарнизон которого был истреблен за сопротивление.

Теперь наконец впереди лежал Египет, в котором ныне верховодили бывшие рабы-тюрки — мамелюки («мамелюк» означает «принадлежащий»), которые всего девять лет назад захватили власть, убив одного за другим нескольких султанов. И в этот момент пришли новости о событии в Монголии, изменившим все. В августе 1259 года умер Мункэ (обстоятельство, к которому мы еще вернемся в главе 5). Услышав об этом, Хулагу с большей частью сил вторжения вернулся в Персию, оставив Китбугу-нойона командовать 20 тысячами воинов.

Тогдашний египетский султан Куттуз сделал нечто, кажущееся верхом глупости, но оказавшееся крайне умным. Когда Хулагу отправил к нему послов, требуя капитуляции, Куттуз отрезал им головы. Для монголов убийство послов было актом варварства, исключавшим всякое дальнейшее общение, включая возможность капитуляции. Подобный поступок считался самым тяжким оскорблением. Именно такой поступок хорезмшаха Мухаммеда привел к знаменитому нападению Чингиса на Хорезм в 1219 году. Ничего лучшего для гарантированного вторжения нельзя было придумать. Наверное, это был акт вызова: лучше погибнуть, чем вновь стать рабами!

Но также это могло быть и преднамеренной провокацией, поскольку Куттуз вполне мог знать, что у него появилась возможность разбить монгольские войска, сокращенные уходом Хулагу и колеблющиеся на самой грани возможности к самообеспечению. В мае главные реки Сирии — Кувайк, Оронт (Аси), Барада, Авадж — резко мелеют, а пастбища высыхают. Оставшаяся треть монгольской армии в принципе могла есть и пить только потому, что другие две трети вернулись на восток. Вскоре монголы усвоят фундаментальную истину о ведении кампаний в этих краях, кое-как сформулированную Джоном Массоном Смитом: «Любые войска, которые были достаточно невелики, чтобы сосредоточить их среди адекватных пастбищ и источников воды, были недостаточно велики, чтобы бросить вызов мамелюкам». Выражаясь в современных терминах, у монголов катастрофически не хватало живой силы, танков и горючего для ведения крупных сражений. Более разумный предводитель дважды подумал бы, прежде чем лезть в драку. Но столкнувшись с таким оскорблением и столь откровенным вызовом, монголы не видели перед собой иного выбора, кроме как драться.

В июле 1260 года войска мамелюков численностью примерно 15–20 тысяч сабель — наверное, все же меньшие, чем силы монголов, хотя точная численность их неизвестна, — выступили из Египта в Палестину, пополнили в Акре [15] Характерно, что Акра в то время принадлежала крестоносцам (о чем автор скромно не упоминает) — таким образом, далеко не все христиане на Ближнем Востоке помогали монголам; многие европейские «рыцари веры» делали бизнес на торговле с врагом. (Прим. пер.) запасы фуража и провианта и 3 сентября, во время рамадана, приготовились встретить армию Китбуги-нойона неподалеку от Наблуса. Это была армия совсем иного типа, чем у монголов. Из-за ограниченности пастбищ в Египте у среднего мамелюка был только один конь — зато холеный, более крупный и сильный, чем низкорослые лошадки монголов, родственные лошади Пржевальского. Мамелюки полагались не на скорость, а на вооружение: конечно же, на луки и стрелы, но также на копья, дротики, сабли, топоры, палицы и кинжалы. Они были превосходными лучниками, оружие им изготовляли опытные мастера по выделке луков (монголы свои луки делали сами), а стрелами снабжали в изумительных количествах профессиональные стрелоделы. Джон Массон Смит подсчитал, что в битве при Хаттине, в которой Саладин разбил в 1187 году крестоносцев, было израсходовано 1,3 миллиона стрел. Воинов обучали как скорости стрельбы, так и меткости, при стрельбе со стоящего коня. Везя на себе такую большую тяжесть, в открытой местности, где монголы чувствовали себя как дома, мамелюкские кони нипочем не смогли бы догнать врагов, чтобы позволить пустить в ход оружие — но в перестрелке монголы проиграли бы, как с ними уже однажды случилось в 1221 году в битве при Парване в Афганистане. Вдобавок мамелюкских бойцов отбирали за физическую силу, тогда как монголы были обыкновенными гражданами-воинами, превосходными только до тех пор, пока они могли сами выбирать условия битвы.

Но на этот раз они выбирать не могли. Местечко это называлось Айн-Джалуд, Источник Голиафа — поскольку предполагают, что именно здесь, где долина Изреель заканчивается, упираясь в изгиб бесплодных гор Гилбоа, Давид и выпустил из пращи свой роковой камень. Никакого хорошего отчета о битве не сохранилось, но согласно информации, представляющейся наиболее надежной [16] Устное донесение Сарима ад-Дина, проанализированное в работе Питера Торо «Битва при Айн-Джалуде: Новое исследование» [Peter Thorau, «The Battle of Ayn Jalut: A Re-examination».] (Прим. авт.) , Куттуз прибыл сюда после 50-километрового марша из Акры рано утром 3 сентября. Это место он выбрал из-за его поросших лесом гребней и хороших источников воды. За спиной у него находились горы Гилбоа и восходящее солнце. Согласно одному сообщению, он разбросал войска по ближайшим склонам под деревьями, а остальные расположил у подошвы гор. Чтобы встретить мамелюков, монголы должны были обогнуть горы, идя от Иордана, так как наступали они медленно, производя страшный шум и тем самым сообщая о себе всему свету. Слишком поздно ослепленные солнцем монголы обнаружили, что их обошли. С подтягивающимися из долин по склонам Гилбоа подкреплениями мамелюкская кавалерия, свежая и хорошо вооруженная, сомкнулась вокруг уменьшившихся в числе и ослабевших монголов. Двое перебежавших к монголам мамелюкских вождей вновь переметнулись к своим, еще больше сократив монгольские силы.

Монголы погибли почти все до последнего. Согласно одному отчету, Китбуга-нойон был великолепен до конца, побуждая своих бойцов сражаться, пока не пал его конь, а он сам не попал в плен и не предстал перед Куттузом. Он отказался поклониться, заявив, что горд быть слугой хана. «Я не то, что ты, убийца своего господина!» — таковы были его последние слова, прежде чем ему отрубили голову.

Именно здесь, на современном Западном берегу реки Иордан, у монгольской военной машины наконец иссяк пар. Монгольские войска, в конце концов, не были непобедимы. Они совершат еще несколько нападений на Сирию, но так и не сумеют удержать ее, потому что как только они уходили с хороших пастбищ, то разом лишались всякого естественного преимущества. Честолюбивая мечта Чингиса о мире под властью монголов достигла на западе своих пределов. Будущая экспансия найдет себе место на востоке, у Хубилая.