Джон Мэн - Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы

Все это было уже слишком. На следующий год Хубилай приказал полностью очистить Синьцзян, оставив Хайду с вдвое увеличившейся территорией — но лишь ненадолго. А затем Хубилай отрядил туда младшего внука во главе армии. Штаб-квартира мятежников была уничтожена, 10 000 повстанцев убиты (так утверждают источники, но цифра кажется завышенной), почтовые станции-ямы снова заработали. Власть монголов была восстановлена, Тибет же на весь следующий век превратился в задворки империи.

Тем временем Хайду развил бурную деятельность в иных местах. В 1287 году он угрожал соединиться в Манчжурии с новым врагом Хубилая, выступившим против него смелым 30-летним князем по имени Наян, потомком сводного брата Чингиса Бельгутея. [83]Хубилай впрямую столкнулся с мрачной перспективой того, что все северные пределы его империи, огромная дуга степи, тянущаяся от Синьцзяна через его родную Монголию в Манчжурию, отпадут и станут той пастушеско-кочевой империей, к которой стремились мятежники. Поэтому, дабы разобраться с этим, Хубилай выбрал известного героя: военачальника Баяна, Великого Советника, покорителя империи Сун. (Стоящие рядом имена Баян и Наян могут вызвать путаницу, но так уж сложилось). Согласно одному источнику, Баян собирался принять приглашение Наяна на пир, когда узнал, что это ловушка, и сумел вовремя ускакать. Хубилай решил пойти на жесткие действия. Хотя подробности неясны, он отправил Баяна помешать двум мятежникам соединиться, заняв Каракорум, в то время как сам повел другую армию против Наяна.

Марко рассказывает эту историю на свой обычный напыщенный лад. Хубилай за 12 дней собирает свои войска, 360 000 кавалерии и 100 000 пехоты — цифры совершенно невозможные, которые следует сразу же сократить на 90 процентов. Но даже при этом 46 000 — значительные силы. Советуются с астрологами, и те предсказывают победу. Вперед отправлены разведчики задерживать всякого, кого увидят, не давая таким образом известию о походе просочиться раньше времени. Хубилая подняли в его передвижной боевой пост — нечто вроде миниатюрной крепости, перевозимой четырьмя слонами, соединенными общей упряжью. 20-дневный поход приводит их на равнину, вероятно, где-то на огромных просторах юго-восточных степей Монголии. Мятежники захвачены врасплох, но выстраиваются для боя, обе стороны поют под аккомпанемент «определенных двухструнных инструментов». Затем, приказывая атаковать, грянули барабаны — котлы диаметром в пару метров, покрытые буйволовыми шкурами. Градом сыплются стрелы, сталкиваются воины, вооруженные палицами, копьями и мечами, кричат раненые, битва грохочет, словно гром, как обычно громыхают битвы в штампах средневековых романов. Хубилай побеждает; Наян захвачен в плен и казнен на традиционный для князей лад, без пролития крови. «Убили его вот как: завернули в ковер, да так плотно свили, что он и умер».

Хайду, всегда остававшийся стратегом, отступил на запад, избегая битвы и предпочитая сохранить свои силы целыми для дальнейших стремительных нападений и быстрых отходов (а также, несомненно, отвлеченный конфликтом, разразившимся в Персии, с которой он постоянно враждовал до конца жизни; но это уже другая история). Поэтому никакой финальной разборки не случилось; но, по крайней мере, его отступление предотвратило возможное соединение мятежников в Центральной Азии и Манчжурии.

При Баяне, контролирующем Каракорум и восстанавливающим контроль над окружающими областями, Хайду, де-факто хан Средней Азии, последующие три года не пытался осуществить ничего крупномасштабного. Баяна попрекали тем, что он позволил ему спастись — некоторые даже обвиняли его в сговоре с Хайду, вынудив Хубилая освободить его от командования и сослать в Датун на севере провинции Шэньси ждать дальнейших приказаний. Однако прежде, чем Баян успел тронуться в путь, у Хайду хватило опрометчивости вернуться, и на этот раз он получил суровый урок, потеряв 3000 пленными. Этого хватило для того, чтобы запереть Хайду на его собственной территории, за границами, охраняемыми гарнизонами юаньских войск. Но и Хубилай больше не делал никаких попыток восстановить контроль над Центральной Азией. Оба противника достигли пата.

Этот пат продолжался до смерти Хубилая в 1294 году и позже. Наследник Хубилая, Тэмур, оставив грандиозные дедовские планы заморской экспансии, думал, что наконец-то сможет взяться за подавление мятежа дома. Он ошибся.

В сентябре 1301 года Тэмур направил в степь крупные силы, во много раз превосходящие войска Хайду, и эти два воинства столкнулись в серии из четырех битв в юго-западной Монголии, там, где Алтайские горы постепенно переходят в песчаные равнины Гоби. Источники расходятся в том, за кем осталась победа. Думаю, будет справедливым сказать, что дело кончилось ничьей. Поэтому никакого окончательного решения так и не добились; впрочем, с Хайду так и не удалось окончательно разобраться, так как, несмотря на усилия китайских врачей, вскоре после битвы тот умер — по словам Рашид ад-Дина, от ран, а может быть, от чистого истощения сил после 45 лет почти непрерывных кампаний. В конце концов, ему уже было почти 70 лет.

Дува, ставший теперь делателем королей (точнее, ханов), короновал первенца Хайду, Чапара — выбор, не снискавший популярности; по словам Рашид ад-Дина, Чапар был «крайне худым и некрасивым» юношей, — но правил до самой смерти по-прежнему сам, убирая всех наследников Хайду, которые выступали против него. После его смерти Чапар восстановил контроль над своими же владениями, увидел, что борьба тщетна, и в 1310 году капитулировал перед империей Юань, кладя конец вызову, брошенному имперской власти из Центральной Азии.

Личные потери, мятеж, поражения за рубежом — все это было уже чересчур. Хубилай налегал на еду и спиртное. На придворных пирах он поглощал вареную баранину, грудку ягненка, яйца, приправленные шафраном блинчики с овощами, чай с сахаром и, конечно же, избранный монгольский напиток айраг (перебродившее кобылье молоко, иначе известное под тюркским названием кумыс ). Именно этот напиток особенно подрывал его здоровье. Айраг и вино — оба напитка он употреблял в непомерных количествах. А так как он стал вести менее активный образ жизни, и силы его убывали, то он набирал вес, сделавшись с годами крайне тучным. Должно быть, он знал, что это убьет его, но ему было все равно. Зная, что жить осталось недолго, он примирился с духом своего утраченного наследника, назначив своим преемником третьего сына Чинкима, Тэмура.

Он также знал, где хочет быть похороненным: у себя на родине, в сердце Монголии, там, где конец сибирского горного хребта Хэнтэй начинает уступать место степи. Именно там родился его дед, который начал все это, и именно там он упокоился. Чингис тоже умер вдали от дома, в горах Люпаньшань в провинции Нинся, находясь как раз на грани завоевания тангутского государства Си-Ся. Три недели похоронная процессия везла его тело на север, обратно через Желтую реку [Хуанхэ], вдоль гор Хэлань в высокие степи современной Внутренней Монголии, через песчаные равнины Гоби и степи самой Монголии, через реку Керулен — к горе, которую монголы считали священной еще с тех времен, когда впервые прибыли туда где-то около 800 года н. э. Называлась она Бурхан-халдун — Священный Халдун, как обычно переводят это название (хотя есть те, кто утверждает, что «бурхан» всего лишь старое слово, означающее «ива»). Чингис знал этот район — две реки, Керулен и Онон, порождающие их горы Хэнтэй, открытые степи, по которым они протекают — как собственное седло. Бурхан-халдун была горой, на которую он часто заманивал врагов, на которой ему было откровение (во всяком случае, так считал его народ, поскольку Чингис ему об этом рассказал), что он получил поддержку Вечного Неба, Вышнего Неба, в деле создания нации и империи. Он обещал каждый день воздавать благодарность Бурхан-халдуну. Эта гора и случившееся на ней были зафиксированы в устной традиции, а потом запечатлены в основополагающем эпосе монголов, «Тайной истории», составленной Шики-Хутуху — татарчонком, усыновленным во младенчестве матерью Чингиса Оэлун. [84]Было совершенно немыслимо, чтобы Чингиса похоронили в каком-то ином месте, и равно немыслимо, чтобы его народ когда-либо позволил осквернить это святое место.