Владимир Егоров - Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

Может статься, Мал действительно победил и убил Игоря, но и сам был сражен его вдовой. Причем, в отличие от сказок ПВЛ, совершенно бескровно. Нередко женские чары оказывались самым сильным оружием против мужчин, будь то хоть князь, хоть Илья Муромец. Особенно если женские чары подкреплены серьезными политическими планами. Вдова Игоря, русская ольга, былинная неверная супруга Святогора, сумела стать любовницей Ильи Муромца, а в реальности то ли самого Мала, то ли его сына Добрыни. То ли обоих сразу. То ли по очереди. В конце концов, какая разница, если своего прототипа Илья Муромец поимел в обоих лицах, отца и сына. Не обошлось и без святого духа: оба любовника, Ольга и Илья, в конце концов приобщились к сонму святых.

Однако все это из области гипотез, более или менее вероятные реконструкции хода событий на основании явно недостаточных данных с даже толком не известными действующими лицами, из которых достоверно существовали только двое: Игорь и Ольга.

В киевском Софийском соборе частично сохранилась фреска с изображением святой княгини. По этому, к сожалению сильно подпорченному, изображению я бы признал в ней скорее болгарку, чем псковитянку. Кто-то другой вероятно признает что-то другое. Но кто возьмется утверждать, что та древняя фреска вообще имеет какое-то портретное сходство? Даже если бы стены Софийского собора расписывались при жизни Ольги, ее лик скорее определяли бы византийские каноны изображения царственных особ, чем стремление к точности передачи реального образа. А собор был освящен через шестьдесят восемь лет после смерти княгини, и расписывавшие его художники даже во младенчестве вряд ли лицезрели живую натуру. В итоге мы остаемся в неведении относительно ее действительного облика.

Да и ладно бы только облика. О чем можно говорить всерьез, если, за исключением визита в Константинополь, нет ни одного достоверного факта в биографии так называемой княгини — одного из главных действующих лиц трансформации начальной черноморской Руси в известную нам приднепровскую. По разным источникам, она могла быть простолюдинкой и принцессой, северянкой из Пльскова (так назывался Псков по-древнерусски) и южанкой из Плиски (древней болгарской столицы). Без портрета Игоревой вдовы мы бы как-нибудь обошлись, но без знания происхождения Ольги мы не в состоянии оценить ее прав£ на верховную власть над русью после гибели Игоря и потому можем только фантазировать о способах добывания ею этой власти. Тем не менее, опираясь на факт посещения Константинополя «архонтиссой Эльгой», не приходится сомневаться, что она какую-то власть над какой-то русью и соответствующий титул каким-то образом заполучила. И надолго. Константин Багрянородный величает ее архонтиссой в середине X века, а два десятилетия спустя Лев Диакон называет Святослава, верховного главнокомандующего противостоящего всей империи русского войска, всего лишь катархонтом. То есть Святослав все еще ниже по рангу своей то ли матери, то ли мачехи, то ли тетки, которая, надо полагать, продолжает оставаться архонтиссой, то есть ольгой-каганессой Руси.

В ПВЛ, заполучив верховную власть, Ольга занялась установлением даней и налогов. Насчет даней и налогов, это, конечно, очередная отсебятина сочинителей ПВЛ. Трактат Багрянородного «Об управлении империей» свидетельствует как раз для времени вокняжения Ольги, что архонты руси еще не получали даней и не собирали налоги, что свойственно организованному централизованному государству, а кормились полюдьем — по старой привычке викингов-варягов кружили (выражение Багрянородного) по окрестностям и прибирали к рукам все, что плохо лежало. То есть попросту обирали аборигенов. А то и продавали их самих в рабство. И это тоже свидетельствует о том, что никакого настоящего государства еще не было — государи не торгуют своими подданными.

Хотя никаких даней Ольга не устанавливала и никаких налогов не собирала, стоит обратить внимание на географию устроительной и фискальной деятельности, которую ПВЛ приписывает новоиспеченной княгине. Сначала, в 946 году по хронологии ПВЛ, ее первыми упорядоченными данниками стали покоренные и приведенные к покорности древляне, а на следующий год Ольга отправилась устанавливать новые порядки в Новгородскую землю по рекам Мете и Луге. Вернувшись в Киев после этого вояжа, она неожиданно отошла от государственных дел и целых семь лет отдыхала: годы с 948 по 954 в ПВЛ пусты. Если это означает, что порядок во всей ее стране уже был наведен, то владения Ольги в интерпретации ПВЛ включали в себя только Киевщину, Древлянщину и Новгородчину.

В этой связи полезно заглянуть чуть-чуть вперед на наследство, которое якобы ставил своим детям ее то ли сын, то ли пасынок, то ли племянник Святослав. Оказывается, все то же самое: Ярополку — Киевщину, Олегу — Древлянщину, Владимиру — Новгородчину! Вряд ли это случайное совпадение. Киевская Русь времен Ольги и Святослава скорее всего ограничивалась этими тремя составными частями и, соответственно, тремя регионами полюдья — источниками доходов. (Прямо как в марксизме-ленинизме: три источника и три составные части!) А всякие там якобы ранее примученные вятичи да радимичи, кривичи да уличи — не более чем очередной треп сочинителей ПВЛ, чтобы придать побольше форсу выдуманной ими довладимировой Киевской Руси и чем-то занять мифических «киевских князей» от Кия до Вещего Олега.

Но даже зная все три составные части исходной Киевской Руси, вряд ли возможно очертить ее границы. Если с Киевщиной особых вопросов нет, то, когда разговор заходит о Новгородчине и особенно Древлянщине, мы погружаемся в туман неопределенности. Ведь во время вокняжения Ольги Новгорода Великого еще не было физически, зато Древлянщин было целых две: земля приднепровских собственно древлян ПВЛ и место обитания каких-то причерноморских «дервей» все той же ПВЛ. Плюс к этому, в тех же краях, а именно в Крыму, был свой Новгород — Неаполь [66] По-гречески Νεαπολις — «новый город». Скифский. Разрушенный в III веке готами, бывший греческий полис тем не менее всегда оставался в сфере интересов Крымской Готии и, как следствие, начальной руси. По предположению некоторых историков, именно он был резиденцией одного из первых предводителей руси Бравлина, совершившего самый ранний зафиксированный источником, а именно одной из редакций Жития св. Стефана Сурожского, пиратский рейд по крымскому побережью где-то на рубеже VIII–IX веков.

Лишив доверия ПВЛ, мы в попытках выявить крохи истины вынуждены обращаться к другим, то есть «зарубежным» источникам, поскольку иных отечественных просто нет. Можно было бы надеяться, что мрак над событиями, связанными с вокняжением Ольги и трансформацией крымской руси в приднепровскую, на которые отечественные былины лишь бросают тонюсенький лучик света, смогут рассеять два письменных документа того времени: договор Игоря с Византией, помещенный в ПВЛ первой из двух статей за 945 год, и объемное описание Константином Багрянородным визита Ольги в Константинополь.