Владимир Егоров - Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

Собственно, ответ на последний вопрос мы уже знаем. Не было у Святослава никакого сына по имени «Олег», как не существовало в то время и самого такого имени. Был некий древлянский правитель-ольг — потомок ольга руси, пришедшего «в Деревй» то ли из Крыма, то ли из Моравии, то ли еще откуда-то. Может быть, если следовать реконструкциям С. Горюнкова, его настоящее имя было «Малфред», как у всех правителей в его роду. Вряд ли он был сыном Святослава. В любом случае этот «Олег» не сыграл никакой роли в истории днепровской Руси. Поэтому авторы ПВЛ, не особо заморачиваясь, не стали придумывать ему ни имени, ни биографии и сразу убрали с исторической сцены руками Яро-полка. Во всем этом достойно интереса только одно. Здесь мы вновь сталкиваемся с ярким примером так называемого «опрокидывания» современности в прошлое сочинителями наших «летописей».

Суть этого незамысловатого приема заключается в том, что действующим лицам далекого прошлого, реальным, но про которых толком ничего не известно, а то и вовсе выдуманным, автор приписывает широко известные деяния своих современников. Так захваты Киева новгородцами сначала во второй половине X века при Ярополке (поход Владимира Крестителя), а затем в первой половине XI века при Святополке (поход Ярослава Мудрого) «опрокинулись в прошлое» мифическими походами IX века из Новгорода на Киев Аскольда с Диром и Вещего Олега. Точно так же череду братоубийств среди детей Владимира, произошедшую в XI веке фактически на их глазах, сочинители ПВЛ воспроизвели еще раз в прошлом аналогичными убийствами у изобретенных ими же детей Святослава [75] В ПВЛ мифические братья-князья фантомного прошлого предпочитают фигурировать тройками: Кий, Щек и Хорив; Рюрик, Синеус и Трувор; Ярополк, Олег и Владимир. В общем, «У старинушки три сына…». Сказка — она и есть сказка. . В результате в ПВЛ Олега, якобы сына Святослава, губит его якобы брат Ярополк, а Ярополка, в свою очередь, убивает якобы брат того Владимир.

Можно предположить, что такой поворот событий был специально введен авторами ПВЛ в процессе «плетения сюжетов». С одной стороны, они конструировали историю Киевской Руси в соответствии с узаконенной веком ранее митрополитом Иларионом генеалогией царствующего дома, в которой у всех властителей Руси имелся один-единственный наследник. С другой стороны, они потихоньку приучали читателя к череде братоубийств, чтобы тому уже не казалось столь отвратительно противоестественной вакханалия резни среди многочисленных отпрысков крестителя Руси, которые, словно кукушата в чужом гнезде, методично и сноровисто выпихивали из гнезда, то бишь самого богатого киевского полюдья, по очереди всех братьев-соперников. И без колебаний приканчивали их, чтобы обезопасить свое царственное «гнездо» в будущем. Толкотня продолжалась, пока в «гнезде» не остался один-единственный «благоверный каган Ярослав-Георгий», последний в идеализированной илларионовой цепочке единственных и потому абсолютно легитимных наследников власти над Русью. Тут можно было бы провести параллель и с «Десятью негритятами» А. Кристи, если бы этот последний оставшийся в живых кукушонок подобно судье Уоргрейву лишил бы жизни и себя. Но Ярослав не последовал сюжету «Негритят». Не читал он детективов, да и револьвер отыскать ему было трудновато.

Исключив не существовавшего в природе сына Олега, мы остаемся один на один с загадкой появления в среде руси первых славянских имен — самого Святослава и записанных авторами ПВЛ ему в сыновья Ярополка и Владимира.

Если «Святослав» — имя от рождения, то дать его сыну могла только мать-славянка. Например, ольга Прекраса, она же великая княгиня Ольга ПВЛ, но мы так и не знаем, славянка ли она и, кроме того, действительно ли была Святославу матерью, а не мачехой или теткой. Помимо ольги Прекрасы нам предположительно известна только одна высокородная славянка того времени — мельком упомянутая в договоре Игоря 945 года некая Предслава. Может оказаться принципиально важным, что у нее, как и соседствующего с ней в договоре какого-то Володислава, общий со Святославом второй компонент имени «-слав». Это наводит на мысль о родовом характере этого компонента (подобно «Малу» в готской династии древлян) и, следовательно, близком родстве всей троицы. Отсюда буквально один шажок до предположения, что Святослав был сыном Володислава и Предславы. Или хотя бы Игоря и Предславы, если не лишать признаваемого греками отцовства Игоря. Впрочем, одно может не исключать другого, если Игорь и Володислав — два имени одного и того же лица. Но о такой возможности поговорим чуть позже.

В свое время В. Татищев высказывал предположение, что Предслава была женой Святослава. В принципе, конечно, это возможно. Но не жена же давала имя мужу, а кто-то ведь должен был дать Святославу славянское имя! Кроме того, общий компонент «-слав» у Володислава, Предславы и Святослава склоняет скорее к их кровному родству, а не свойству.

Если же «Святослав» не имя, а кеннинг со значением «славный силой», то таковой мог появиться только в дружинной среде, причем смешанной германско-славянской. Тогда следует признать, что войско Святослава в значительной степени состояло из славян, что, впрочем, следовало бы предположить без всяких этимологий из самых общих соображений. Как мы теперь знаем, Святослав отправлялся в свои славные походы на хазар и болгар не из Киева, а из Крыма, и трудно себе вообразить, что он смог бы набрать свою сокрушившую Хазарский каганат и потрясшую Византийскую империю армию только из крымской руси, отнюдь не многолюдной изначально, да к тому же основательно прореженной войной с хазарами и византийцами. Между тем археологи единодушны в том, что в Крыму X века еще нет никаких следов славян.

Появление массы славян в окружении Святослава можно было бы объяснять присоединением к нему Свенельда с его древлянами и уличами. Однако славянство древлян мы уже поставили под сомнение, а славянство (да и само существование, удостоверяемое только ПВЛ!) уличей вряд ли можно считать доказанным фактом. Наконец, не славянское это дело выдумывать кеннинги. Тем более свенельдовым славянам — кеннинг Святославу. Более вероятным кажется предположение, что воинский контингент Святослава существенно пополнился славянами уже непосредственно на Дунае, Вот только вряд ли болгарами, как фантазирует С. Скляренко в своем романе «Святослав», изобилующем трогательными примерами беззаветной взаимной братской любви между пришлыми восточными и местными южными славянами. В отличие от пылавшего любовью к братьям-славянам героя романа Скляренко настоящий Святослав с настоящими болгарами не братался, а воевал, воевал по-настоящему и по ходу войны попавшихся ему под горячую руку местных славян вешал и распинал без разбору и без счета, целыми городами, не щадя ни женщин, ни детей. В конце концов в Доростоле он казнил даже присоединившихся к нему представителей антивизантийски настроенной болгарской знати. Нет, болгары не смотрятся в качестве массовых волонтеров его ополчения.