Арсений Насонов - «Русская земля» и образование территории древнерусского государства: Историко-географическое исследование

Некоторые буржуазные ученые стали рассматривать древнюю Русь как совокупность «множества единовременно существующих небольших государств», недооценивая политической роли южной Руси [23]. Образование территории этих «небольших государств» относили к очень древним временам (Сергеевич, Владимирский-Буданов). Вследствие этого и недостатка материалов многие ученые (Сергеевич, Владимирский-Буданов, Пресняков) полагали, что образование государственной территории находится за пределами доступного нашему изучению [24].

Представление о том, что образование составных территориальных частей древнерусского государства лежит за пределами доступного изучению, укрепляло позицию норманистов, дававших готовое решение. Они утверждали, что древнерусское государство образовалось благодаря варягам. Их «теории» оправдывали «призвание» иноземцев и иноземное вторжение и получили, особенно за рубежом, враждебное русскому народу направление, на что указывал еще В. Ламанский [25]: норманнской «теорией» иллюстрировалась мысль, что русский народ неспособен к самостоятельной государственной деятельности.

Вопроса об образовании территории древнерусского государства касались также и антинорманисты. Д. Иловайский полагал, что образование русского государства, территория которого простиралась от Ильменя до Тамани, следует относить к очень древним временам, но объяснять не деятельностью норманнов, а развитием государственного устремления у роксоланского племени, обитавшего на среднем Днепре. По Иловайскому, образование древнерусской государственной территории было следствием завоевания одним племенем других племен [26].

В. О. Ключевский развил ошибочное учение о торговом происхождении земель-волостей и ошибочную теорию образования государственной территории.

По мнению Ключевского, с течением времени «успехи промысла и торга» создавали среди разбросанных дворов сборные пункты обмена. Некоторые из них «превращались в более значительные торговые средоточия, в города, к которым тянули в промышленных оборотах окрестные погосты, а города, возникшие на главных торговых путях, по большим рекам, вырастали в большие торжища, которые стягивали к себе обороты окрестных городских рынков. Так племенные и родовые союзы сменялись или поглощались промышленными округами». Древнерусский город, возникнув «из незначительного, но счастливо помещенного сельского рынка… превращался в средоточие нескольких таких рынков, становился сборным пунктом обширного промышленного округа» [27]. Когда «хозарское владычество поколебалось, малые и большие города начали укрепляться и вооружаться. Тогда погосты стали подчиняться ближайшим городам, к которым они тянули в торговых оборотах, а малые города подчинялись большим, которые служили им центральными рынками. Подчинение вызывалось или тем, что вооруженный и укрепленный город завоевывал тянувший к нему промышленный округ, или тем, что население округа находило в своем городе убежище и защиту в случае опасности, иногда тем и другим вместе. Так экономические связи становились основанием политических, торговые районы городов превращались в городовые волости. Эти области старинных больших городов и легли в основание областного деления, какое видим на Руси впоследствии в XI и XII вв.» [28].

Итак, по Ключевскому, в основании территории земель-волостей XII в. легли области, сложившиеся с развитием внешнего и внутреннего рынков, с ростом городов как центров обмена и принявшие в силу военных условий форму политическую.

Бесспорно, что Новгород, Смоленск, Полоцк, Ростов, Киев выросли на больших водных магистралях. Но совершенно естественно, что наилучшим источником для обогащения поборами с населения служили наиболее населенные места, особенно там, где в силу местных условий население было достаточно платежеспособным. Население скучивалось преимущественно по большим речным путям, и понятно, что здесь вырастало большинство «областных» городов.

Все известные Ключевскому данные не давали оснований заключить, что городские «области» сложились под влиянием возраставшего обмена [29]. Археологические разыскания наших дней также не дают к тому оснований, хотя обнаруживают замечательную картину самобытного ремесленного производства. Несостоятельность концепции Ключевского раскрывается не только в характере его рассуждений, но и в некоторых общих предпосылках. Ключевский думал, что только потребность «оградить пределы страны и ее степные торговые дороги» и появление варяжской вооруженной силы предрешили создание русского государства [30].

Русская буржуазная историография начала нынешнего века не предложила каких-либо новых точек зрения на образование территории древнерусского государства. Пресняков, как мы отмечали, полагал, что процесс перехода от родоплеменных объединений к не племенным («городским волостям») неуловим для исследователя. Этот новый строй он не выводил «из племенного, как продукт его органической эволюции». Варяжские элементы, оседая, получили, по Преснякову, значение организующей силы. Их деятельностью будто бы были созданы основные элементы древнейшего государственного строя [31]. Предметом; специального изучения интересующий нас вопрос не сделался, хотя интерес к другому важному вопросу — об образовании территории Московского государства — порождал целые монографии. Так, М. К. Любавский в 1929 г. опубликовал труд «Образование основной государственной территории великорусской народности». Любавский касается в нем и территории в более раннюю эпоху. Первая глава (предшествующая главе, трактующей о «возвышении» Московского княжества) посвящена «заселению верхневолжского и окского бассейнов». Как и когда образовалась здесь государственная территория, читатель не узнает, хотя познакомится с данными о заселении края славяно-русским народом. Идея классового происхождения государства чужда автору. Образование государственной территории толкуется им как процесс колонизации.

Определение территории, занятой тем или иным народом в прошлом, — так понималась основная задача исторической географии; поэтому определение государственной территории являлось как бы частной задачей этой науки. Однако само определение древнерусской государственной территории направлялось господствующими воззрениями на образование древнерусского государства. Зная эти воззрения, мы не вправе ожидать, чтобы проблема образования государственной территории во всей ее сложности была поднята в общих трудах по исторической географии, а равно и в трудах по истории отдельных древнерусских «областей».