Арсений Насонов - «Русская земля» и образование территории древнерусского государства: Историко-географическое исследование

П. Барсов и С. М. Середонин объясняли «залѣсскую» дань колонизационным движением смоленских кривичей по Клязьме «до самой Волги» [569]. Середонин отметил, что «залѣсскими городами назывались тогда города Владимир и Переяслав», и полагал, что слова грамоты о «Суждали залѣсской дани» служат указанием на то, что долина р. Клязьмы заселялась из Смоленской земли [570]. Мы вернемся ниже к объяснению Барсова и Середонина, связывавших права на «залѣсскую» дань с процессом колонизации, а предварительно попытаемся без предвзятой мысли подойти к тексту самой грамоты.

В ней говорится о какой-то «дани», которая ранее передавалась в Смоленск и которую отобрал, взял себе Юрий Долгорукий. Десятина с нее шла ранее в пользу церкви св. Богородицы. Дань эта названа «Суждали залѣсская дань», что буквально означает: залесская дань, получаемая с «Суждаля», с Суздаля, Суздальской земли, подобно тому как выражения «Бѣница 2 гривны» или «Дѣдичи и дань и вира 15 гривнъ», или «на Копысѣ полюдья четыри гривны» означают в тексте грамоты дань или другие поборы, получаемые с Бениц, Дедичей, Копыса и т. п. [571]Из текста таким образом, никак нельзя вывести, что дело идет о пограничной смоленской территории, захваченной Юрием, и тем более, что дело идет о территории, захваченной незадолго до составления грамоты. П. Голубовский полагал, что дело шло о дани, захваченной Юрием в конце 40-х годов XII в. В конце 40-х и в начале 50-х годов XII в. Юрий действительно вел военные действия против Изяслава и Вячеслава Киевского и Ростислава Смоленского; в эти же годы он у Новгорода «дани от них (т. е. от новгородцев) отоимал» [572]. Нет никаких сведений, чтобы ранее Юрий предпринимал какие-либо военные, враждебные действия против Ростислава Смоленского. Но если бы прав был Голубовский и дело шло бы о дани, незадолго перед тем захваченной Юрием, то в тексте грамоты не могло бы стоять: «Суждализалѣсская дань». А еще ранее, при жизни Мономаха, такого захвата Юрием смоленской территории, на возвращение которой мог бы рассчитывать Ростислав, конечно, быть не могло. Скорее можно допустить, что дело шло не о дани с захваченной смоленской территории, а о дани, собираемой с суздальской территории Смоленском одновременно, параллельпо с Суздалем, но подобные случаи известны только в пограничных местах. Останется непонятным в таком случае, почему дань названа «залѣсской». Середонин и Барсов, полагая, как мы говорили, что она собиралась в долине р. Клязьмы, связывали ее установление с процессом колонизации. Но, по данным А. В. Арциховского и О. И. Бадера, вятичи обитали не только в районе Москвы, но и в восточной части б. Рузского уезда, в южной части Звенигородского уезда и занимали выступ на верховьях Клязьмы, причем курганы истоков Клязьмы в основном были вятичскими, но в них имеются и кривичские погребения [573]. Мы готовы допустить, что была колонизационная струя из Смоленской земли в Ростово-Суздальскую. Но если бы это движение (если оно существовало) определяло распространение смоленской дани на восток, то смоленская дань распространилась бы по течению Волги, от Вазузы до Медведицы, и на территорию, лежавшую к югу от верхней Волги до р. Истры. Между тем мы видели, что в районе Холохольни, впадающей в верхнюю Волгу, и на территории водораздела между Ламою, Лобью, Шошею и Держею, с одной стороны, и Истрою и Рузою — с другой, дань была захвачена новгородцами.

Если какая-то дань, получаемая с «Суждаля», передавалась ранее в Смоленск, то естественнее всего заключить, что дело шло о признании чьих-то суверенных прав в Суздальской земле, подобных тем правам, которые имели киевские князья в Новгороде, получавшие с Новгорода дань. Есть ли данные, что такие права в Суздальской земле действовали ранее? Это были права «Русской земли» над Ростово-Суздальской землею: права Киева, Чернигова и Переяславля-Русского. По представлению составителя Древнейшего киевского летописного свода, они восходили ко временам Игоря, при котором меря, наряду с словенами и кривичами, должна была давать в Киев дань. Знаем вполне достоверно, что Святослав Черниговский, сын Ярослава Мудрого, посылал в «Ростовскую область» Яна Вышатича брать там дань. В 70-х годах XI в. в руках Всеволода Ярославича Переяславского (Переяславль-Русского) сосредоточились и Смоленск и Ростово-Суздальская земля [574].

После смерти Всеволода (1093 г.) и Смоленск и Ростово-Суздальская земля перешли во владение его сына Владимира Мономаха, владевшего Переяславль-Русским с 1084 г. Мы знаем, что Смоленск был особенно предметом его забот. Он хотел учредить там особую епископию, о чем говорит запись 1101 г., и учрежденную только внуком его Ростиславом Смоленским в 1137 г., как известно из летописи [575]. Сама изучаемая нами грамота заявляет об установлении епископии и о том, что Мануил является первым смоленским епископом. Мономах поставил в новом Смоленске церковь св. Богородицы, ту самую церковь, доходам которой специально посвящена изучаемая нами грамота, и ей назначил доходы, как случайно обнаруживается из приписки к грамоте: «и се еще и Холмъ даю святѣй Богородици и епископу, якоже дано дѣдомъ моимъ ВолодимеромъСеменови [576]преже епископу строить нарядъ церковный и утвержеяье». Нет сомнения, что дань с Ростово-Суздальской земли привозилась при Мономахе через Смоленск. Только в 1095–1096 гг. смолняне приняли к себе и держали Давыда Святославича [577]. Это был обычный, проторенный путь к Поднепровью. Мы достоверно знаем, что именно через Смоленск ездил в Ростово-Суздальскую землю Мономах в начале XII в.: «и потомь паки идохомь к Ростову на зиму, и по 3 зимы ходихомъ Смолинску; и се нынѣ иду Ростову… и на зиму Смолинску идох, и Смолииска по Велицѣ дни выидохъ; и Гюргева мать умре (мать Юрия, жена Мономаха умерла в 1107 г.) …идохомъ Смоленьску, и потомь идохъ Ростову». Так писал сам Мономах в своем «Поучении». Здесь разумеется уже новый Смоленск, выросший на одном из трех городищ, расположенных в 10 км от старого Смоленска вверх по Днепру, где Мономах держал в начале XII в. своего сына Святослава и где он предполагал учредить резиденцию епископа. Еще при жизни отца своего Всеволода приехав из Смоленска, Мономах передал ему 300 гривен золота [578].

Когда по смерти отца или, вернее, в последние годы жизни его, Мономах посадил в Ростове малолетнего Юрия и другого сына Мстислава, позванного в 1095 г., по свидетельству Лаврентьевской летописи, новгородцами в Новгород, куда он и поехал из Ростова, Мстислав, а затем Юрий должны были, очевидно, отсылать часть дани в Русь, ибо Ростово-Суздальская волость считалась «волостью» Мономаха. Это признавал и Олег Святославич, воевавший с сыновьями Мономаха: «иди в волость отца своего Ростову», — говорил он в 1096 г. Изяславу Владимировичу, сидевшему в Муроме [579]. В конце 1096 и в начале 1097 г. Мстислав снова был в Ростово-Суздальской земле вместе «съ малым братомъ своимь (т. е. Юрием) хлѣбъ ѣдучи дѣдень» и (в январе — феврале) уехал в Новгород [580]. В первые десятилетия XII в. Юрию, очевидно, приходилось отдавать часть дани в Русь. Мы не знаем, как полностью расходовалась эта дань, на какие она шла нужды. Мы знаем только, что десятина «залесской дани», получаемой в «Суздале», была определена церкви св. Богородицы, построенной в новом Смоленске Мономахом. Очень вероятно, что именно, подражая своему отцу, Андрей Боголюбский в 1158 г. определил, как мы знаем, «десятины в стадѣхъ своихъ и торгъ десятый» церкви (тоже — св. Богородицы), построенной им тоже в новой княжеской резиденции и притом в городе своего отца, им основанном (г. Владимире-Залесском).