Оксана Балазанова - Знаменитые мистификации

Пемброкская версия

Каким же образом в число претендентов попала графиня Пемброк? Оказывается, с нее рисовались… некоторые портреты Шекспира, так, по крайней мере, утверждают сторонники этой версии. Они же приводят и много других аналогичных предположений и «доказательств». Уже в наши дни некая Валентина Новомирова попыталась доказать, что Шекспир – это не просто графиня Пемброк, это «триединая сущность»: мама Пемброк и ее сыновья Уильям и Филипп. Чтобы нас не обвинили в утрировании стиля автора, процитируем фрагмент из ее «доказательства»: «В Англии в эпоху Ренессанса были необыкновенно популярны различного рода словесные каламбуры, акростихи, высказывания с двойным смыслом и разные другие игры со словами и их смысловым значением […] Если к имени «Вильям» в псевдониме «Вильям, Потрясающий Копьем» подойти с этих позиций, тогда оно будет представлять анаграмму имени «Мэри». Хотите – проверьте сами, правила известны, они те же, что и в хорошо нам знакомой «балде»: из букв выбранного слова необходимо составить другие слова.

Все очень просто. В нашем случае нужно только знать то, что знали современники Шекспира, а именно: что Джон Донн, воздавая почести Филиппу Сидни и его сестре Мэри за блестяще выполненный перевод псалмов Давида, назвал их Моисеем и Мириам. Еврейское имя «Мириам» в английском языке имеет свой аналог – Мэри. В английском же написании Мириам выглядит следующим образом: Miriam, и звучит как «Мириэм». Имя «William» звучит как Вильэм, но во времена Шекспира его произносили как Вилиэм. Вилиэм, Мириэм – не тождественно, но похоже. А теперь играем в игру. Играть будем с именем Вильяма Шекспира – как оно представлено на титульном листе Первого фолио – «Mr. William Shakespeares». Преобразуем Вильяма в Мириам, оперируя только имеющимися в наличии буквами: заменим «w» буквой «m», а удвоенное «ll» буквой «r» – для чего-то же буквы «Mr.» здесь пропечатаны! Впрочем, наше преобразование – это только предположение, пример того, как развлекались во времена Шекспира и в какие интеллектуальные игры играли люди в докомпьютерную эпоху. Что же касается Мэри Сидни, то в Первом фолио имеются и более откровенные указания на нее как одного из «шекспиров» – наряду с ее сыновьями Вильямом и Филиппом. […]

Пока Мэри Сидни была жива, она не допускала никаких разоблачений. Но вскоре после ее смерти, в 1623 году, ее сыновья Вильям и Филипп издали полное однотомное собрание драматических произведений Вильяма Шекспира – Первое фолио. А в нем они привели имена подлинных авторов шекспировского творческого наследия – свои и матери, Мэри Сидни. Но, увы… Опять возникают «если бы». Если бы Вильям Пембрук и Филипп Монтгомери не мудрствовали лукаво, а открыто и прямо назвали вещи своими именами, все встало бы на свои места еще в 1623 году. Но братья, а вмести с ними и известный поэт Бен Джонсон, сообразуясь с духом эпохи и своим изощренным эстетическим вкусом, избрали иной путь. Они отдали предпочтение модной в то время игре смысла и слов. И остались непонятыми».

Оставим на совести автора этого «доказательства» незнание того, что сокращение «Mr.» означает всего лишь «master», то бишь «хозяин», но сам способ превращения белого в черное достоин восхищения. Остается надеяться, что госпожа Новомирова, возможно, писала свой труд 1 апреля.

Кстати, сторонники кандидатуры семейства Пемброк приводят порой и аргументы, звучащие не столь анекдотично, как приведенные выше. Так, один из них, Д. Митчел, ссылается на знаменитую характеристику Джонсоном Шекспира как «нежного лебедя Эйвона». В этом шекспироведы видят прямое отождествление Шекспира-драматурга и Шекспира из Стратфорда-на-Эйвоне. Но может быть Джонсон, чтобы скрыть истину, прибегнул к двусмысленному иносказанию, ведь не исключено, что речь идет о реке Эйвон, протекающей в графстве Уилтшир, мимо Уилтона, резиденции Пемброков? Или, как всем известно, Джонсон упрекал Шекспира, что тот «не вымарывал ни строки», а Джонсон считал правку необходимой. По крайне мере, так всегда было принято понимать это замечание. А вот и нет, утверждают ныне антистратфордианцы, на самом деле это намек на то, что, мол, никто не видел актера Шекспира пишущим или что он попросту снимал копии с чужого текста.

Процитируем, однако, более полно отрывок из Джонсона, о котором идет речь. «Помню, актеры часто упоминали как о чем-то делающем честь Шекспиру, что в своих писаниях (что бы он ни сочинял) он никогда не вымарывал ни строчки. На это я ответил, что лучше бы он вымарал тысячу строк; они сочли мои слова недоброжелательными. Я бы не стал сообщать об этом потомству, если бы не невежество тех, кто изобрел для похвал своему другу то, что является его наибольшим недостатком…», и т. д. Где же здесь намек на то, что Шекспир ничего не писал или только переписывал работы других?

Итак, полемика не прекращается.

Хотя мы считаем, что доказывать чьи-либо, кроме самого Шекспира, права на авторство его пьес значит, попросту говоря, не считаться со всей совокупностью свидетельств того времени. Самое веское из них принадлежит Бену Джонсону – он знал актера Шекспира, регулярно игравшего в пьесах Джонсона; он критиковал экстравагантность шекспировского стиля и отмечал его ошибки, но он же восхвалял его как драматурга, который мог бы потягаться «со всем, что создали дерзостная Греция или надменный Рим».

О Шекспире не сохранилось почти никаких биографических данных; нет и никаких его рукописей. Но он не является исключением; таковы наши знания почти обо всех драматургах – его современниках. Их рукописи также затерялись. Шекспир в глазах современников был одним из известных сочинителей пьес, ставился наравне с другими авторами. Он не являлся для современников тем величайшим, непревзойденным гением, каким по справедливости стал для потомков. Лишь в XVIII и особенно в XIX веке пришла к Шекспиру мировая слава. Понятно, что в течение нескольких поколений, для которых Шекспир «еще не был Шекспиром», его бумаги могли затеряться, как манускрипты большинства других драматургов, живших во время правления Елизаветы I и Якова I. К тому же сочинители пьес занимали в их время крайне низкое место на социальной лестнице. Когда Бен Джонсон издал свои пьесы под названием «Труды», это вызвало насмешки и издевательства. В ту эпоху еще не привыкли к высокой оценке творчества драматургов.

Здесь, между прочим, можно ответить на вопрос, почему Шекспир ничего не говорит в завещании о своих пьесах. Да просто потому, что они ему не принадлежали, что их не было в Стратфорде. Рукописи, конечно, составляли собственность театра, где шли эти драмы и комедии, и должны были храниться в его библиотеке. А отсутствие упоминания книг в завещании отнюдь не говорит, что их не было у него в доме. Исследователи изучили завещания ученых и государственных деятелей конца XVI – начала XVII века. В большинстве книги не упоминаются. Это относится даже к завещанию самого Фрэнсиса Бэкона! Напротив, порой в завещаниях простых йоменов говорится о нескольких книгах. Быть может, еще ранее было решено, что книги Шекспира перейдут к доктору Холлу.