Альберт Олмстед - История Персидской империи

Перед окном или нишей с тройной рамой и выпуклым орнаментом стоят два жреца, бородатый старец и его молодой коллега. У обоих поверх туники надеты меховой плащ и заметно широкие штаны. Голову каждого не только покрывает башлык, но и закрывает им рты, чтобы священный огонь не был осквернен человеческим дыханием. В левой руке каждый держит пучок священных ветвей, а правая рука поднята в молитве. Баран и бык, которых вскоре должны принести в жертву, подняли голову над оградой загона, куда их привели. Такая сцена не могла бы быть обнаружена в Персеполе, она иллюстрирует религию IV в. до н. э. в том виде, в котором она представлена в Яштах того времени, Ясне семи глав и других Яснах в прозе Авесты. Она также показывает контакты с греками, что видно из конфигурации оконных рам, изображения глаз в профиль, несимметричных складок одежды и сходящихся линий загона, которые исчезают на заднем плане как в перспективе.

Здесь также были парки для охоты, полные диких зверей. Рядом протекала река Одрисес, полная разной рыбы. Здесь в изобилии водились промысловые птицы, а вокруг располагались деревни с богатыми запасами зерна.

Единственным недостатком этого буквально рая было то, что фуражирующие команды часто подвергались нападениям конницы и боевых колесниц. Однажды, например, Спитридат обнаружил врага в большом селении Коэ. Гериппидас взял лагерь на заре с большой добычей, и Фарнабаз, боясь попасть в окружение, искал пристанища то в одном месте, то в другом, как кочевник, прячущий места своих стоянок. Затем Гериппидас совершил ошибку, лишив Спитридата и его пафлагонийцев их доли награбленного. Вся армия выступила из лагеря в Сарды, где почувствовала себя в безопасности с Ариэем, который сам поднял восстание против великого царя. Потеря пафлагонийцев изменила ситуацию. При посредничестве общего друга Аполлофана из Кизика царь и сатрап встретились, и Агесилай согласился уйти из сатрапии Фарнабаза.

Весной 394 г. до н. э. перемирие, заключенное с Титраустом, закончилось. Поэтому Агесилай, как и обещал, отступил и разбил лагерь у святилища Афины Астирены на Фиванской равнине, где он начал собирать новое войско. Он мечтал о более глубоком вторжении на полуостров до Каппадокии, когда внезапно он был отозван.

Агесилай обнаружил для себя слабость персидского владычества, неверность сатрапов и стремящихся к независимости местных жителей покоренных стран. Он не мог воспользоваться своими знаниями, так как уже давно персы сами обнаружили еще более пагубную слабость греков. В своей резкой эпиграмме Агесилай справедливо заявил, что он был изгнан из Азии десятью тысячами царских лучников; он имел в виду не Десять тысяч Бессмерных, а монеты с изображением царя-лучника!

Оставалось показать, что огромный расход человеческих жизней и денег в войне за освобождение привел к краткому знакомству с чужеземными странами и народами. Человека, изучающего историю Греции, вполне можно извинить, если он торопливо пропустит эту непоучительную главу. Для историка Персидской империи эта глава почти в такой же степени непоучительна, но фактически каждый абзац относящихся к этой эпохе греческих источников добавляет нам знаний о Востоке того времени. Деловых клинописных документов уже нет; своими рассказами об опустошенных полях и разграбленном имуществе в течение бесконечных войн и частых восстаний греческие источники объясняют, почему перестали писать деловые документы.

Враги Спарты в Европе с радостью приняли 50 талантов, привезенные Тимократом, и потратили их на войну. Потенциальный Агамемнон должен был довольствоваться ничего не давшей победой при Коронее (город в Беотии, где в 391 г. до н. э. Агесилай одержал победу над фиванцами. — Пер. ) и ожидать упадка Спартанской империи. Конон добрался до морского побережья при поддержке бездонных ресурсов персидского золотого запаса и соединился с Фарнабазом. В августе 394 г. до н. э. их корабли, укомплектованные финикийскими и греческими моряками, сокрушили спартанский флот у берегов Книда и тем самым вернули Персии господство на море; знаменитая Могила льва в Книде знаменует эту победу. Гарнизоны, оставленные Агесилаем, были бесполезны. Конон и Фарнабаз плавали вдоль побережья, «освобождая» целый перечень азиатских городов Азии от их спартанских «освободителей». Были введены демократические формы правления, так что после долгого перерыва Афины и Персия возобновили свою обычную дружбу. Лишь сопротивление Абидоса и Сестоса омрачили конец года.

Из Азии Фарнабаз и Конон повернули в Европу. Темной ночью перед рассветом битвы при Саламине, когда войска персов достигли Коринфского перешейка, афинский флот заставил отступить персидский флот. Восемьдесят лет спустя персидский флот впервые опустошил Лаконию (ном в Греции, в южной части Пелопоннесского полуострова. — Пер. ) под руководством афинян. Персидский гарнизон угрожал пелопоннесцам с близлежащего острова Китера. Фарнабаз дал денег союзникам, собравшимся в Коринфе, и возвратился на родину, а в это время Конон восстанавливал стены Афин на 50 талантов, используя в качестве рабочей силы моряков, предоставленных ему сатрапом. Греческие города в Азии присоединились к Афинам, мечты которых об империи начали возрождаться (393 до н. э.).

Во время отступления Десяти тысяч Тирибаз, будучи сатрапом Западной Армении, заключил с ними вероломный договор. Его почетной обязанностью было подсаживать на лошадь своего царственного господина. В 392 г. до н. э. его повысили, назначив на непростую должность сатрапа Сард, командующим приграничными боевыми действиями. К нему явились две делегации: одну возглавлял спартанец Анталкидас, а другую — афинянин Конон; были посланники также из Фив, Коринфа и Аргоса. Тирибаз объявил мир, который пожелал даровать царь, важной частью которого был уход греков из Азии. Анталкидас заявил, что спартанцы с радостью уступят Азию, если жители островов и европейские греки останутся независимыми. Столкнувшись с этим полным изменением политического курса со стороны спартанцев, которое явно выдавало лицемерие прежних притязаний на «освобождение», афиняне твердо ответили, что не примут мирный договор, в котором будет записано, что греки, живущие в Азии, находятся в царских владениях. Тирибаз понимал, что этот ответ подразумевает возобновившиеся претензии Афин на создание конкурирующей империи, и посадил Конона в тюрьму, как провинившегося перед Персией. Втайне он дал Анталкидасу денег на строительство спартанского флота, который играл бы роль противовеса.

Спарта созвала съезд представителей Афин, Коринфа и Аргоса зимой 392/1 г. до н. э. Спартанцы выдвинули свои предложения, и афинский оратор Андокидес высказался за их принятие. Будучи консерватором, он, естественно, обошел молчанием сдачу азиатских греков. В Сардах его соотечественники-афиняне громко возражали, когда Лемнос, Имброс и Скирос были включены в число островов, которые должны были получить независимость. В представленном теперь проекте эти три острова были специально исключены из списка автономий и приписаны Афинам, которые этим должны были удовлетвориться. Афины, как доказывал Андокидес, недостаточно сильны, чтобы вернуть себе свою прежнюю империю своими собственными силами; они могут сделать это только с помощью Персии. Даже если Афины разгромят Спарту — но «у нас нет для этого сил» — «если допустить, что мы сделали это, что же тогда нас ждет от рук варваров?», Афины уже заставили царя воевать со спартанцами, персы помогали Конону нанести им поражение на море и положить конец превосходству их флота, и все же Спарта еще желает пойти на уступки, чтобы содействовать миру. Послы поддались на уговоры и ратифицировали предложенный проект договора, но по своем возвращении афинские делегаты были осуждены и высланы из страны, и Андокидес среди них.