Вера Бокова - Повседневная жизнь Москвы в XIX веке

Клуб славился своей библиотекой — вероятно, лучшей в Москве. Здесь получали все журнальные и книжные новинки, вплоть до запрещенных цензурой изданий Вольной русской типографии, выпускавшихся за границей А. И. Герценом. В конце 1850-х годов, когда издания Герцена помещали множество материалов, посвященных предстоящей Крестьянской реформе, в Английский клуб регулярно приезжали московский генерал-губернатор и другие «отцы города» — специально, чтобы почитать герценовский «Колокол».

Не менее знамениты были и обеды Английского клуба. Здешний повар традиционно считался лучшим в Москве и всегда оправдывал свою репутацию. Московское барство выстраивалось в очередь, чтобы отдать в обучение к кудеснику из Английского клуба собственных крепостных поваров, но удовольствие это было не из дешевых — до 600 рублей за курс. По средам и субботам в клубе давались большие парадные обеды с особо изысканным меню (так называемая «уха»), на которые съезжалась «вся Москва», где рекой лилось шампанское и после обеда пели цыгане. В экстраординарных случаях устраивались подписные обеды в честь кого-либо из модных знаменитостей. Помимо упомянутого обеда в честь князя Багратиона, славны были обеды Английского клуба в честь покорителя Кавказа фельдмаршала князя А. И. Барятинского, проезжавшего через Москву после того, как им был взят в плен Шамиль, а также обед в честь «белого генерала» М. Д. Скобелева, данного ему после турецкой кампании 1877 года. В остальные дни клубная столовая работала, как ресторан, и «господа члены» могли получить любые блюда и напитки по карте или порционный обед ценой в 5 рублей.

И все же главной специализацией клуба были всевозможные игры. Неукоснительно соблюдавшееся правило: женщины в Английский клуб ни под каким видом (даже в качестве прислуги) не допускаются, приводило к тому, что ни балов, ни концертов в его стенах не устраивали, зато здесь имелась комната для игры в шахматы и бильярдная (куда заглядывал погонять шары даже сам генерал-губернатор князь Владимир Андреевич Долгоруков). В 1830-х годах появилось отдельное помещение для игры в лото — оно неожиданно вошло в моду и лет сорок было очень популярно в московских клубах, включая и Английский, лишь потом переместившись в сферу семейного и детского досуга. Именно клубные игроки придумали те шутливые термины-заместители, которые хорошо известны и всем современным любителям этой игры: «барабанные палочки» (11), «дедушка» (99), «утки» (22), «туда-сюда» (69), «дюжина» (12) и «чертова дюжина» (13), «бобыль» (1), «крючки» (77), «неделя» (7) и «шесть кверху ногами» (9).

Ну и, конечно, центральное место среди всех клубных игр занимали карты. Здесь было несколько помещений для карточных сражений — от «детской», где игра шла «по маленькой», до расположенной в дальней части дома «адской» комнаты, где в одну ночь приобретались и просаживались целые состояния. Карточный долг полагалось выплатить в недельный срок, в противном случае имя неплательщика выносилось на позорную черную доску, и с той поры вход в клуб был для него закрыт, — наказание, которого московские игроки боялись, как черт ладана.

Ведущаяся в Английском клубе карточная игра постоянно пополняла московскую хронику удивительными и ужасными историями о небывалых проигрышах и многотысячных выигрышах. Бывали и замысловатые случаи.

Большую известность в Москве середины века имел антиквар Гаврила Григорьевич Волков. Он был блестящим знатоком старины, и его магазин изобиловал по-настоящему художественными и ценными вещами, на продаже которых торговец, собственно, и разбогател. Услугами Волкова пользовались представители даже придворного ведомства, отбиравшие ценные предметы для дворцового обихода и императорских коллекций.

При всем том Волков был крепостным и долго не мог откупиться на волю у своего барина Голохвастова. «Голохвастов, отличавшийся большой гордостью, отказывал в просьбе, кичась тем, что его крепостной человек обладает большим состоянием и представляет лицо, небезызвестное в Москве, — повествовал современник. — Это было в тоне больших бар. Рассказывали, что такой же политики держались и Шереметевы. У них крепостные достигали миллионных состояний и тем не менее, несмотря ни на какие предложения, не отпускались на волю. Шереметев говорил: — Пусть платят ничтожные оброки, как прежде. Я горжусь тем, что у меня крепостные-миллионеры!» [458] Вишняков Н. П. Сведения о купеческом роде Вишняковых. Ч. 1. М., 1903. С. 301. Волков очень хотел жениться на купеческой дочери, но родители девушки не желали отдавать ее за «господского человека». В один прекрасный день Гаврила Григорьевич решил обратиться за помощью к благоволившему ему князю Н. Б. Юсупову. Князь согласился помочь и при первом же удобном случае сел в Английском клубе с Голохвастовым за карты. Вскоре Голохвастов начал проигрывать и Юсупов предложил ему поставить на карту Гаврилу Волкова, дескать, «коли проиграешь — давай Волкову вольную». Голохвастов проиграл.

Естественно, что клуб притягивал к себе и профессиональных игроков, и шулеров, игравших нечисто. И тех и других в московском обществе было немало: карточная игра считалась вполне приемлемым способом пополнения скудеющего дохода. По тогдашнему московскому выражению, играли «как для удовольствия, так и для продовольствия». В числе наиболее известных московских шулеров был некто Петр Николаевич Дмитриев, который в год составил себе картами громадное состояние, обыграв миллионера Дмитрия Ивановича Яковлева. Наслаждался новообретенным богатством Дмитриев недолго: его самого обыграл шулер Иван Родионович Кошелев, и Дмитриев сошел с ума. Одно время пользовался репутацией нечистого на руку игрока и известный приятель А. С. Пушкина — Павел Воинович Нащокин. В той же категории игроков находился Николай Иванович Квашнин-Самарин, и вообще среди сомнительных игроков часто встречались персонажи со звучными дворянскими фамилиями.

Еще одному шулеру — некоему Равичу — удалось пустить по миру того самого богача Асташевского, о саде которого близ Тверского бульвара говорилось в предыдущей главе. Оставшись практически нищим, Асташевский вынужден был переселиться куда-то в провинцию.

На Страстной неделе Английский клуб закрывался; зато на Святой открывался вновь, и истосковавшиеся в разлуке завсегдатаи с радостными криками «Христос воскрес!» устремлялись на свои любимые и насиженные места.

«Помнится, как, проходя вереницею комнат, — рассказывал граф С. Д. Шереметев, — внушавших особое чувство какого-то суеверного почтения, некоего даже трепета, я видел сидящих по боковым длинным диванам старичков московских с черешневыми трубками, подагриков, старых знаменитостей, героев своего времени, столбов старой Москвы, не всегда доступных, нередко раздраженных… потомков прежних поколений Москвы допожарной, резонирующей, болтливой, независимой, оппозиционной, своеобразной, иногда смешной, но ни в каком случае не безличной… Иные снисходительно протягивали руки, другие испытывали по части наклонностей и вкусов нового пришельца, другие предупредительно и с сознанием достоинства вводили в особенности и интересы этого сборища, всегда готового оживиться и даже умилиться при виде классической стерляжьей ухи либо при пении цыганского хора, изредка приглашаемого в исключительных событиях» [459] Шереметев С. Д. Мемуары. Т. 1. С 322–323. .