Владимир Сядро - Наполеоновские войны

Нельзя не согласиться с Чандлером, который считал, что для Груши должность военачальника оказалась «несоизмеримой с его способностями, особенно при встрече с таким искушенным противником, как старый вояка Блюхер». Маршальство Эммануэля Груши – это история упущенных возможностей.

После отречения Наполеона и второй реставрации Бурбонов маршал Груши попал в так называемые проскрипционные списки, в которых содержались имена тех, кто особенно способствовал возвращению Наполеона и был «активным сторонником и пособником узурпатора». Понимая, что с ним могут расправиться, маршал бежал из Франции. До 1820 года он прожил в США и лишь после королевской амнистии вернулся на родину. Его возвращению очень способствовал маршал Даву, который после королевской опалы был вновь призван на службу и получил от Людовика XVIII звание пэра Франции. Используя свое влияние, «железный маршал» написал королю в августе 1819 года письмо, в котором ходатайствовал за генералов Груши, Клозеля и Жиля. «Сир, – обращается Даву к королю, – убедившись во всей силе Вашей доброты по отношению ко мне, я смиренно прошу Ваше Величество помочь моим трем бывшим сослуживцам: генералам Груши, Клозелю и Жилю, и позволить им вернуться (во Францию). Оказавшись тогда в трудных и чрезвычайных обстоятельствах, которые Ваше Величество великодушно простило и забыло, я посчитал себя обязанным вступиться за них перед тогдашним министерством (во время «белого террора» 1815 года), объяснив, что вся их вина заключалась в том, что они честно исполняли мои приказы. Назначенный Вашим Величеством на высокий пост… могу ли я делать вид, что не замечаю несчастий этих людей, невольным виновником которых я являюсь. Ваше Величество, следуя примеру своих августейших предшественников, не раз проявляло свое милосердие. Попросив еще раз проявить великодушие и понимая, что это качество является главным секретом его сердца, я уверен в Вашем правильном толковании моего обращения, которое продиктовано единственным желанием объединить вокруг его трона всех бывших командиров армии, пополнив их ряды еще тремя генералами, имеющими хорошую репутацию. Возвращение их в столицу было бы полезным и свидетельствовало бы о том, что прошлое навсегда забыто и что слезы вытерты Вашей августейшей рукой и всех впереди ждет еще более счастливое будущее.

Я уверен, что мой демарш не удивит Ваше Величество и Вы истолкуете его, как проявление совести с моей стороны. Моя надежда на положительное решение вопроса подкрепляется уверенностью в том, что до моего к Вам обращения, сир, за генералов Груши и Жиля просил один принц, которого вы любите называть своим сыном и возвышенность чувств которого делает его достойным столь высокого звания…»

По словам графа Вижье, одного из биографов маршала Даву, со стороны Груши, который не замедлил воспользоваться королевской амнистией и возвратился во Францию, в качестве благодарности в адрес Даву последовали различного рода оскорбления. «Беспристрастная история, – добавляет граф Вижье, – по справедливости воздала за необоснованную клевету и каждого из этих двоих поставила на то место, которое они заслужили». Возвращение Груши домой не было триумфальным. Людовик XVIII не признал его маршальского звания, дарованного ему «узурпатором». Пришлось довольствоваться тоже очень высоким, но не столь почетным чином генерал-лейтенанта. Впрочем, о каких-либо должностях для этого сомнительного, с официальной точки зрения, человека речь не шла. Новый король Карл X, взойдя на престол в 1824 году, вообще отправил Груши в отставку.

Некоторые изменения в жизнь Груши внесла Июльская революция 1830 года, свергнувшая навсегда династию Бурбонов. Новый король-буржуа Луи Филипп признал некогда отобранные у Груши звание пэра и маршала Франции, однако никакого назначения он так и не получил. Оставшись не у дел, Груши систематизировал жизненные воспоминания, пытаясь оправдать свое поведение в трагические дни Бельгийской кампании 1815 года и много путешествовал. Во время одного из таких вояжей, возвращаясь из Италии, 29 мая 1847 года старый маршал заснул вечным сном в небольшом южном городке Сент-Этьенн. Его вдова перевезла останки мужа на традиционное место захоронения маршалов Франции – столичное кладбище Пер-Лашез.

Находясь на острове Святой Елены, ссыльный император как-то сказал о маршале: «Груши хотел оправдаться за мой счет: то, что он говорил, столь же верно, как если бы я велел привезти мне герцога Ангулемского в Париж, и он бы выполнил это повеление. Несмотря ни на что, я уважаю Груши и именно потому называю его добродетельным врагом». – Как заметил Рональд Делдерфилд, «история обошлась с Груши безжалостно. Ей известны “генералы-удачники 5’. Таким был Веллингтон, таким был Кромвель. В годы Второй мировой войны таким был Монтгомери. Солдаты всегда с энтузиазмом следуют за полководцем с такой репутацией. А Эммануэль Груши, напротив, был неудачником…»

И так уже получилось, что из всех маршалов Наполеон выбрал для решающей погони его, человека, который не мог нарушить приказ ни при каких обстоятельствах в силу своего характера. Железная исполнительность и безынициативность Груши оправдывали себя и оказывались востребованными и необходимыми сотни раз, но рано или поздно не могли не обернуться катастрофой…

«И наконец, – как пишет Дэвид Чандлер, – нужно воздать должное фельдмаршалу Блюхеру и его прусским солдатам. У армии Веллингтона едва ли был хоть один шанс на решающую победу в одиночку – своевременное прибытие всевозрастающего потока прусских войск на правом фланге французов, несомненно, качнуло чашу весов в пользу союзников. То, что Бюлов, Пирх и Цитен прибыли вовремя, стало почти целиком заслугой их главнокомандующего, который оставался таким же энергичным и целеустремленным, несмотря на свою болезнь».

Историю, как известно, нельзя переписать заново, но можно предполагать и гадать, что могло бы случиться, если бы обстоятельства не сложились определенным фатальным образом. Но… «человек предполагает, а Бог располагает». Наполеону в этот день действительно противостоял злой рок, череда событий, которые он никак не мог предвосхитить или изменить, повлиять на них каким-либо образом. Можно даже сказать, что сражение при Ватерлоо – мистическая загадка. Оно одинаково непонятно для тех, кто его выиграл, и для тех, кто его проиграл.

Действительно, то был день, подобный вспышке молнии, то была гибель военной монархии. Если бы в ночь с 17-го на 18 июня 1815 года не шел дождь, то будущее Европы наверняка сложилось бы иначе. Для того чтобы Ватерлоо стало концом Аустерлица, достаточно было лишь непогоды. Оказалось, что нужен был дождь, чтобы вызвать крушение целого мира. Впрочем, Ватерлоо – это еще и одно из самых своеобразных столкновений в истории. Наполеон и Веллингтон. Это были не столько враги, противники, сколько противоположности. Артуру Уэлсли Веллингтону, обладавшему недюжинным умом, сознанием долга и непреклонной твердостью, суждено было не раз прославиться в войне против наполеоновской Франции. Ему пришлось сражаться и одерживать победы над лучшими маршалами Наполеона в знаменитых сражениях при Бузако, Бадахосе и Саламанке, а под Ватерлоо – и над самим императором.