Дмитрий Гаврилов - Священное опьянение. Языческие таинства Хмеля

Так что совокупность сведений о бытии древних обществ не дает, как нам кажется, основания для «бинарного» разделения. Более того, мы смеем думать, что смысловое значение пива и меда (или меда и пива – как угодно) одинаково. Разницу же, скорее, следует искать в способах их приготовления, стоимости готового напитка и прочих материально-исторических аспектах вопроса, а не в мифологическом дуализме.

Мед более тяготеет к Нижнему миру, его создают и хранят насекомые (которые сами считаются «нижними» существами), причем первоначально в бортях – дуплистых деревьях, также связанных с Нижним миром. Дуплистые деревья также обычно связаны с «низом» (см., напр., Беларуская мiфалогiя). Однако, если он «осуривается» (подвергается воздействию солнечных лучей?), то, возможно, становится частью мира Срединного. Медами могли возливать Велесу, воздавая тем же, что исходило от него.

Пиво – напиток, если можно так выразиться, более «светлый», поскольку он произошел от зерна и в силу присущей самому зерну символики связан с вечным круговоротм жизни. Пивом возливали Перуну. Дж. Дж. Фрезер в «Золотой ветви» пишет о нравах Великого Княжества Литовского и Русского: «Главным божеством литовцев был бог грома и молнии Перкунас или Перкунс, сходство которого с Зевсом и Юпитером часто отмечалось. Ему были посвящены дубовые деревья, и, когда христианские миссионеры вырубали их, местные жители открыто выражали недовольство тем, что подвергаются разрушению их лесные божества. В честь Перкунаса горели вечные огни, поддерживаемые древесиной определенных дубовых деревьев; если такой огонь угасал, его вновь зажигали путем трения кусков священного дерева. Чтобы урожай был хорошим, мужчины приносили жертвы дубам, а женщины – липам. Из этого можно заключить, что в дубах они видели существа мужского пола, а в липах – женского. Когда во время засухи литовцы нуждались в дожде, в лесной чаще богу молнии обычно приносили в жертву черную телку, черного козла и черного петуха. В таких случаях огромные толпы людей собирались со всей округи, пили, ели и взывали к Перкунасу. Они трижды обносили кубок с пивом вокруг огня, а затем выливали жидкость в пламя, молясь богу о ниспослании ливней» (Фрезер, 1980).

Известно, что хмельное питье – пиво, брагу, медовуху – каждая семья варила для себя самостоятельно. Однако также варили мирскую (то есть общественную) брагу и мирское же пиво для общественных нужд, совместных праздников. Правила при этом бывали самые разнообразные. Известны примеры, когда пиво варили, совместно закупая необходимые ингредиенты, когда каждый приносил их в равной доле; когда варили его все вместе, по очереди или поручая наиболее умелому пивовару. Так, иерей Е. Пуртов, рассказывая о братчинном обычае, свидетельствует, что в маленьких деревнях «обычно одна хозяйка брала на себя хлопоты по собиранию солода и хмеля со всех хозяев, участвовавших в ссыпках деревень и по приготовлению пива» (запись XIX в.) [42].

В ряде славянских земель Восточной Европы сохранились весьма древние обычаи, содержащие требования к приготовлению хмельных напитков – в первую очередь, пива. Пиво связывают со стихией огня (Беларуская мiфалогiя, с. 380) и наделяют его способностью тушить пожар, начавшийся от удара молнии (см. выше о связи его с Перуном), грубо говоря «утолять жажду». С отходом на второй план меда как исходного сырья для изготовления обрядового питья пиво начинает занимать в числе народных ритуальных напитков главное место. Возможно, это связано еще и с тем, что пиво готовят из солода, то есть, по сути, из зерна. Иначе говоря, символика меда ближе к символике, которая присуща обществу охотников и собирателей, а пива (зерна) – к обществу земледельческому [43].

Есть данные о половозрастной дифференциации тех, кто допускался к варке пива, понимавшейся как священнодействие (Баранов, 1996, с. 15–17; Новичкова, 1994, с. 52–54). Так, на Покров день (14 декабря) к варке допускали только девушек, а на Духов день (перед Тройцей) – напротив, исключительно замужних женщин. Это свидетельство тем более интересно, что Семик (Троица, Духов день) считается по преимуществу девичьим праздником, а Покров в символическом ряду народного календаря сопоставим скорее со зрелым возрастом (Ермаков, Гаврилов, 2009). Во время варки пели особо предназначенные для этого песни.

«Неподдельно русское веселье, когда варят пиво. Тогда бывает радость не только в семейном кругу, но и в целом околотке. Везде говорят: «Там варят пиво, там и веселье». Русское радушье: угощать и веселиться, причиною сочинения этой хороводной игры.

Кому не радостно позабавиться! И кто, как не русский, веселится от полноты души! Разгул сельской жизни открывается любимой забавою – пиво варить, и это бывает не одной осенней порою, но во всякое время, когда вздумается хороводу. В старое время велось обыкновение варить пиво осенью, перед бабьим летом. Молодые, наполнив кувшины брагою, выходили к воротам и потчевали старых, а потом молодых людей, и когда немножко все подгуляют или, как говорят, хмель разум зашибет, тогда принимались за хороводы, и плясал всяк, кто был крепок на ногах. Теперь осталась в воспоминании одна игра с песнею. Девушки и молодцы избирают из своей средины хороводицу, которая и зачинает:

Хоровод, повторив пропетое, продолжает:

Расходятся в разные стороны.

Приседают:

В других местах выносят к хороводу пиво и брагу. Случается, что от нее перепиваются и что назавтра встают с головной болью сами девушки, которые сначала отказывались от пива и браги. Обыкновенно их просят немножко откушать пива: они пьют сначала немножко, будто бы из вежливости, потом прихлебывают. Когда же порасчувствуются, тогда расстраивают свой хоровод и начинают плясать. На другой день собирается уже хоровод из насмешливых молодых людей, которые поют: «У воробушки головушка болела» и проч. Пусть говорят после этого, что у поселян нет своих язвительных выходок» (Терещенко, 1999).