Василий Молодяков - Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

Переговоры протекали полуконспиративно. Осенью 1935 г. Риббентроп, наконец, представил Осима Гитлеру. С этого времени они встречались неоднократно и достигли взаимопонимания и взаимного доверия. Осима надеялся на заключение хотя бы ограниченного военного союза, направленного против СССР, но не мог твердо рассчитывать на такой результат, не имея пока что необходимых полномочий и не будучи уверен в том, что его поддержит консервативная элита Токио, в том числе военная. Риббентроп же не стремился к военному союзу (и не считал СССР единственным противником Германии), а напротив, хотел сделать будущий пакт как можно более идеологическим и потому открытым для других стран. В расширении задуманного им соглашения он видел залог успешного продвижения к вожделенному министерскому креслу. Так что подходы к совместно задуманному пакту у них изначально были разные.

Слухи о переговорах – более того, об их успешном завершении – снова опережали события. Дневник антинацистски настроенного американского посла в Берлине Додда – источник популярный, но ненадежный ввиду обилия в нем сомнительных сведений и просто откровенной дезинформации – фиксирует сведения о том, что некий японо-германский пакт уже заключен (!), в записях от 25 марта, 26 мая, 29 мая, 25 июня, 11 июля 1935 г. и 29 февраля 1936 г., то есть за много месяцев до его действительного подписания. Среди информаторов (точнее, дезинформаторов) английский посол в Германии Фиппс и его советский коллега Суриц. [164]Не берусь утверждать, была ли дезинформация случайной или намеренной, но и Лондон, и Москва были неплохо информированы о переговорах по своим разведывательным каналам, используя эти сведения в соответствии с собственными политическими расчетами. В советской разведке эту работу осуществляли Рихард Зорге, получавший информацию от германского военного атташе в Токио Эйгена Отта, и резидент НКВД в Нидерландах, позднее шеф европейской резидентуры НКВД, Вальтер Кривицкий. Фантастические утверждения об уже состоявшемся заключении секретного японо-германского военно-политического соглашения в январе 1936 г. и даже в ноябре 1934 г. в эти годы можно найти в таких разных источниках, как донесение французской разведки, антияпонская книга английского публициста и лекция американского профессора. [165]

Подобные официальные и неофициальные заявления нервировали японское правительство. Бывший посол в Москве, а затем министр иностранных дел Хирота, неожиданно для самого себя ставший премьер-министром после февральского военного мятежа 1936 г., считал главными задачами внешней политики Японии обеспечение как можно более спокойной экспансии на континенте и благожелательного нейтралитета со стороны Великобритании, США и Советского Союза. Перспективу готовящегося альянса он воспринял без особого энтузиазма, не видя его реальных выгод для Японии, но зато хорошо представляя себе дальнейшее осложнение отношений с атлантистскими державами и тем более с СССР.

Министр иностранных дел его кабинета Арита Хатиро стремился не осложнять отношения с военными кругами, а потому отнесся к идее сближения положительно, но выступил против военного союза с конкретными взаимными обязательствами. Он предпочел бы заключить половинчатое соглашение, подписанное, не густой, а «разведенной тушью»: такая подпись тоже имеет силу, но ее при необходимости можно стереть. С подачи самого министра выражение вошло в Японии в широкий обиход. [166]

И Арита, и Хирота руководствовались не столько симпатией к Германии, сколько страхом перед СССР и усугублением международной изоляции, однако ни тот, ни другой не хотели связывать Японию обязательствами военного характера, хорошо понимая ограниченность возможностей их страны противостоять неуступчивым и недоброжелательно настроенным «великим державам». Арита подтвердил это и в послевоенных мемуарах, которые исчерпывающе характеризуют его искренний страх перед «советской угрозой».

На Токийском процессе заключение Антикоминтерновского пакта будет поставлено в вину японской дипломатии. Подсудимый Хирота будет повешен (несмотря на несогласие пяти судей из одиннадцати), но Арита останется только свидетелем, дававшим очень взвешенные и скупые показания. Однако как раз министерство иностранных дел имело к пакту меньше всего отношения. Действия премьера и кабинета были по рукам и ногам связаны армией, позиции которой после «инцидента 26 февраля» существенно укрепились, а военный министр генерал Тэраути, сторонник союза с Германией, позволял себе открыто не считаться со своими «штатскими» коллегами.

Пакт был подписан в Берлине Риббентропом и Мусякодзи. С германской стороны лучшей кандидатуры было не сыскать, тем более что министерство иностранных дел во главе с Нейратом и само постаралось остаться в стороне. С японской стороны послу был поручен только последний, официальный этап переговоров – во избежание конфликтов как в самом посольстве, так и между МИД и армией. Осведомленные современники с самого начала утверждали, что с японской стороны пакт подготовили Осима и Сиратори вдвоем; в интервью конца 1930-х годов они и сами охотно подтверждали это. Американский журналист В. Флейшер, мемуарист вообще точный и аккуратный, писал: «Когда я спросил Сиратори, какова была его роль в переговорах <���об Антикоминтерновском пакте. – В.М.>, он привел в пример бытующую в Японии притчу о китайских солдатах второй линии, которые во время боя должны стрелять в солдат первой линии, когда те попытаются бежать. Сиратори сказал, что он как раз и был «китайским солдатом второй линии». [167]В переводе на отечественные реалии это можно назвать «заградительным отрядом».

Таким образом, инициатива в проведении переговоров принадлежала Осима, но Сиратори мог оказать ему значительную помощь при контактах с Риббентропом и сотрудниками его аппарата. Осима был, бесспорно, сведущ в военных вопросах, но недостаточно опытен в политических и дипломатических. Риббентропу, идеологу и геополитику, также недоставало собственно дипломатического опыта. Сиратори удачно сочетал в себе кадрового дипломата, эрудированного и способного политического аналитика и просто контактного человека. Думаю, он помогал Осима облекать его замыслы и идеи в конкретную форму (а может, подсказывал их?) и консультировал его по конкретным вопросам. Разногласий по принципиальным вопросам у всех троих, надо полагать, не было. По крайней мере, во время второго тура их совместной деятельности в 1939 г. они выступали единым фронтом.

Теперь обратимся к сущности, целям и характеру Антикоминтерновского пакта. Мы уже говорили о том, каким его хотели видеть различные представители как германской, так и японской стороны. Что же получилось на самом деле?