Шломо Занд - Кто и как изобрел Страну Израиля

Хаим Ганз (Gans), известный специалист по юриспруденции из Тель-авивского университета, также долго колебался в том, что касается природы «исторического права». В конце концов, он выступил с декларацией, разумеется, гармонирующей с сионистским нарративом куда больше, чем с принципом «распределительной справедливости» [517]; по мнению Ганза, «историческое право» существует, однако оно применимо исключительно к «формативным» [518]территориям [519]. Если следовать этой логике, следует признать, что сионистскому движению сильно повезло: по счастью, его «формативная» территория оказалась не в сердце Англии и не в центре Франции, а в сугубо колониальном регионе, причем населяли ее только беспомощные арабы.

Согласно теориям перечисленных выше интеллектуалов, заметно расходящимся с постоянно укореняющимся в израильском обществе, особенно после 1967 года, консенсусом, евреи имеют-таки историческую связь со всей Эрец Исраэль, а также национальное «историческое право» на Эрец Исраэль — последнее, однако, не на всю Эрец Исраэль. Это различие представляется существенным, ибо отражает моральное неудобство, вызванное продолжительным господством над лишенным гражданских прав населением; увы, еще никому не удалось перевести его [различие & неудобство] на язык эффективной реальной политики. Проблема прежде всего в том, что большинство современных левых сионистских интеллектуалов так и не осознало, что, хотя религиозные связи и тяготения действительно далеко не непременно трансформируются в «права», с историческими связями, облаченными в патриотические одежды, дело обстоит совсем иначе. Эти последние всегда оказываются элементами «парадигмы владения» территорией родины, подкрепленными всей мощью национальной педагогики: иными словами, если речь идет об израильской политической культуре, все, что может быть названо «Эрец Исраэль», оказывается в конечном счете собственностью еврейского народа. Оставление части этой вымышленной страны эквивалентно добровольному отказу владельца личной собственности от части своего имущества. Ситуация возможная, но, вне всякого сомнения, редкая и проблематичная.

Сионистская колонизация Палестины, при всех постоянно сопровождавших ее морализаторских рассуждениях, никогда не сдерживалась этическими нюансами, способными ограничить захват земли или помешать ему. Единственными границами сионистской колонизации, впрочем, как и любого другого колониального процесса, были границы силы — ни в коем случае не виртуальные географические линии, родившиеся в результате добровольного отказа от завоеванного или в поисках пацифистского компромисса с местными жителями.

Таким образом, остается без ответа следующий вопрос: содержит ли сионистская философия концепцию добровольного «отказа» от обладания территорией; в случае положительного ответа на него резонно поинтересоваться, от каких территорий «отказалось» сионистское движение. Эта проблематика с необходимостью обязывает нас выяснить: каковы границы страны, которую сионистское воображение объявило заведомо и во все времена принадлежащей еврейскому народу? Какая именно территория была освящена национальной фантазией? И самое главное — имелись ли у нее вообще границы?

Поселенческий сионизм, «одолживший» в Талмуде религиозный термин «Эрец Исраэль», отнюдь не спешил адаптировать талмудические границы этой территории. Эти границы были для него чересчур узкими: они отгораживали священное пространство, простиравшееся с севера на юг всего лишь от Акко до Ашкелона; вдобавок талмудическая территория не была непрерывной, как подобает национальной родине. Газа, Бейт-Шеан, Цемах, Кейсария и другие места не входили в «Эрец Исраэль» евреев, которых, согласно традиции, принято именовать «вернувшимися из Вавилонии». Зато границы ранее обетованной богом страны выглядели гораздо соблазнительнее; они несли в себе нешуточный потенциал экспансии, позволявший создать со временем обширную еврейскую страну, обладательницу достойной, заслуживающей литературных суперлативов территории, хотя бы отчасти соответствующей по размеру громадным просторам колониальных империй начала XX века.

В книге Бытия (15: 18) сказано: «В этот день заключил господь с Аврамом союз, сказав: потомству твоему я отдал землю эту, от реки египетской до реки великой, реки Евфрат». Ранние авторы ветхозаветных книг, судя по всему, выходцы из Вавилонии, включили часть территории страны исхода в очерченные теологическим обетованием пределы. Поучительно, что при этом они постоянно апеллировали к естественным границам — рекам. Поскольку другие ветхозаветные сочинения были написаны иными авторами, имевшими, как и следовало предположить, совершенно иное территориальное воображение, Книга книг содержит альтернативные варианты границ. В книге Чисел бог обещает Моисею несколько менее впечатляющую территорию. Ее границы проходят от «реки египетской», то есть от вади [520]Эль-Ариш, через современный Негев до Мертвого моря, оттуда — к современному Амману и далее, по дуге, к Друзской горе (Джебель-Друз) неподалеку от Дамаска (оазис Гута), затем — на запад, упираясь в Средиземное море несколько севернее Тира (в современном Ливане). Разумеется, трудно точно установить, о каких именно ориентирах говорит библейский текст. Одним из примеров такого географического описания являются известные стихи 3–12 из 34-й главы книги Чисел.

В книге Иисуса Навина (1: 3–4) вновь появляется «щедрая» территориальная версия: «Всякое место, на которое ступит стопа ноги вашей, даю я вам, как говорил я Моисею. От пустыни и этого Левана до реки великой, реки Евфрат, всю землю хиттийцев, и до великого моря к заходу солнца будут пределы ваши». Вымышленное царство Давида и Соломона занимало почти всю «обещанную» территорию и доходило до Месопотамии (см., например, начало бо-го псалма) [521].

Когда Генрих Грец сочинял первую протонациональную еврейскую историю, ту самую, в которой он «изобрел» еврея в современном смысле слова, он разместил ее древнейший этап в экзотической, полной чудес ближневосточной стране: «Эта полоса земли называлась Ханаан (ее нынешнее название — Палестина), она лежит к югу от Финикии и примыкает к Средиземному морю» [522]. У этого исследователя-новатора границы страны все еще неопределенны и туманны; то же самое будет еще долгое время происходить и у сионистов, празднично собиравшихся на своих ежегодных конгрессах. «Хов’вей Цион», первые еврейские поселенцы, также не очень-то представляли, сколь далеко простирается их святая страна. Вместе с тем, уже Элиэзер Бен-Йехуда, один из создателей современного иврита, в «Книге Эрец Исраэль», вышедшей в Иерусалиме в 1883 году, «выстраивал» новую страну в соответствии с границами, указанными в Пятикнижии Моисея: «От вади Эль-Ариш до Сайды, от Сайды до Хермона и далее на восток; в древности границей Эрец Исраэль была река Евфрат, однако только во времена Соломона. Эти границы — между 31 и 33 с половиной градусами северной широты и между 52 и 55 градусами восточной долготы [523]; длина страны от северной границы до южной… 250 километров, средняя ширина с запада на восток — около 150 километров, ее площадь — около 33 600 квадратных километров» [524]. В 1897 году Исраэль Белкинд начертил собственную карту Эрец Исраэль: на севере ее границей является Акко, на востоке она простирается до Сирийской пустыни, на юге — до «реки египетской». В любом случае, устанавливает первый «практический» сионист в истории, «река Иордан делит Эрец Исраэль на две неравные части» [525]. Все прочие поселенцы этой эпохи пойдут по его следам. В 1907 году, в выпущенной Организацией учителей-сионистов программе по изучению географии, мы обнаруживаем в «пробной схеме изучения родины» те же самые «щедрые» границы. Эрец Исраэль велика и обширна, и бурная река Иордан стремительно течет в самом ее сердце [526]. В 1918 году, в качестве следующего шага, границы Эрец Исраэль были начерчены несколько более «научно». Давид Бен-Гурион и Ицхак Бен-Цви решили создать «рациональную и взвешенную» карту страны, которая, разумеется, не поместилась на территории маленькой Палестины.