Андрей Андреев - Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

Кульминационным моментом всей жизни воспитанников был Торжественный акт благородного пансиона, проводимый ежегодно в последнюю неделю перед Рождеством. Настроения детей перед актом передает дневниковая запись Н. Тургенева, который ровно через год после окончания пансиона вспоминает учебу и то, как «во все это время сегодняшняя ночь была проводима (по большей части) в размышлениях — в надежде. Еще прошлого года, во время сей ночи, я был в беспокойстве, еще прошлого года думал я об акте пансионском, теперь в таком беспокойстве мои товарищи, оставшиеся в пансионе <���…> Завтра буду зрителем там, где за несколько месяцев был действующим лицом» [312] Тургенев Я. Я. Указ. соч. С. 93–94. .

Акту предшествовали публичные экзамены воспитанников, на основании которых выносились окончательные решения о наградах, переводах в высшие классы и производствах в студенты, поскольку по установившейся традиции пансионеры получали это звание по решению инспектора без дополнительных экзаменов, и не на летнем университетском акте, а зимой, в пансионе, и хотя посещали лекции в университете, продолжали там жить и подчинялись пансионскому начальству.

Перед открытием акта в пансион съезжались почетные гости, профессора и ректор университета, иногда присутствовал и попечитель. Акт открывался речью на русском языке, посвященной какой-нибудь нравоучительной теме, которую произносил один из отличных воспитанников, другой читал французские или русские стихи «образцовых сочинителей», затем несколько воспитанников разыгрывали французский разговор (например, «о важности изучения наук в юности»), а также «судебное дело» из класса Российского практического законоискусства, которым руководил университетский лектор Горюшкин. Затем начинался концерт, в котором исполнялось две-три пьесы или ансамбля на скрипке, фортепиано и флейте, который продолжали показательные фехтовальные бои и танцы. Концерт завершался чтением одним из первых учеников пансиона своих стихов, демонстрацией лучших рисунков и чертежей воспитанников, которые те дарили посетителям. Программа иногда варьировалась, в нее включались немецкие речи воспитанников или несколько «разговоров», кроме того воспитанники торжественно подносили присутствующим начальникам (попечителю или ректору) вновь вышедшие выпуски пансионских альманахов, но в целом она повторялась из года в год без изменения, что вызывало усмешку у некоторых бывалых учеников [313] Жихарев С. Я. Записки современника. Л., 1989. С. 140. .

Самый волнующий для воспитанников момент наступал в конце акта, когда им объявляли присужденные за этот год награды и призы, распределение которых Антонский хранил в тайне до самого дня вручения. По разработанному инспектором порядку ученики младшего и среднего возраста получали призы — один или несколько, в зависимости от успехов, а старшего возраста — призы, похвальные листы и медали. Призами (как и в академической гимназии) преимущественно служили книги, а также ноты, рапиры с перчатками, эстампы, глобусы и прочие учебные инструменты. Всего во всех возрастах призы получали до 100 воспитанников, откуда видно, что эта награда не означала особых успехов в науке, а служила поощрением, которое Антонский считал первым залогом успешной учебы. Впрочем, в младших возрастах выделялись воспитанники, получавшие три приза, что действительно означало их особое прилежание.

Медали для старших учеников подразделялись на серебряные, серебряные с именем, серебряные с именем и листом и золотые с именем и листом — высшая награда, которая присуждалась двум лучшим воспитанникам года. Они определялись инспектором, но одновременно должны были быть избраны на голосовании отличных воспитанников пансиона. Звание первого воспитанника ученик носил в течение всего года после акта. Кроме того, те из первых воспитанников, которые уже получили звание студента и заканчивали университет, вместе со своими университетскими дипломами получали подарки, одобрительные листы, подписанные попечителем Московского учебного округа, и их имена золотыми буквами запечатлялись на доске, висевшей в зале пансиона, рядом с портретами кураторов университета [314] Доска была открыта в 1791 г., и за время существования пансиона на ней появилось более 60 фамилий, среди которых Жуковский, декабрист Николай Тургенев, публицисты, писатели, чиновники и общественные деятели Петр и Павел Свиньины, Дмитрий Дашков, Николай Грамматин, Михаил Милонов, Александр Раевский, Владимир Одоевский, Степан Шевырев, Дмитрий Милютин и др. . Награжденный воспитанник завершал акт благодарственной речью, после чего оркестр играл симфонию и звучал заключительный хор, прославляющий науки и их покровителей в лице кураторов и государя.

Возвращаясь к личности инспектора пансиона Алтонского, мы должны отметить и его отрицательные качества, ускользнувшие от авторов апологетических мемуаров — Н. В. Сушкова и С. П. Шевырева, но не оставшиеся незамеченными другими его воспитанниками. Вот как характеризует некоторые качества характера Алтонского В. А. Сафонович: «С родителями был он до крайности вежлив и внимателен: они были ему признательны и не жалели подарков. При всем недостатке глубокой учености, он далеко превосходил своих товарищей профессоров в знании общества и людей. Ум его был гибкий и изворотливый. Его очень боялись в пансионе. Он умел держать все в должном порядке. Бывали минуты, когда он позволял себе весьма жесткое обхождение с подчиненными и воспитанниками и мало в этом случае церемонился; иногда вырывались у него такие выражения, которые не обличали в нем светского человека, но осуждать его вполне нельзя» [315] РА. 1903. С, 118. . Сушков добавляет, что Антонский поддерживал порядок в пансионе тем, что зимой, уставая посещать классы, посылал в сени свою шинель, которая висела на видном месте, создавая для учителей и воспитанников видимость того, что инспектор ходит где-то рядом. С насмешкой вспоминает выговоры «добродушного хитреца» и С. П. Жихарев: тот готов был простить нерадение Жихарева к учебе и увлечение театром за знание наизусть повестей Карамзина и стихов Жуковского.

Не было секретом среди воспитанников, что представляет из себя Алтонский и как преподаватель. По воспоминаниям Сушкова, из всех воспитанников пансиона только он один и ездил на его лекции. Кроме анекдотов о преподавании Антонекого, которые приводит Жихарев, вспомним о его постоянном прозвище «Профессор Энциклопедии», данном не только потому, что тот вел предмет с таким названием, но и за его стремление подражать светским манерам и вести дворянский образ жизни, занимаясь верховой ездой в манеже, посещая балы, праздники и пр. В общении с представителями верхушки дворянского общества, особенно со своим начальством, Антонский всегда проявлял верх любезности и угождал во всем, так что протекции при учении в пансионе значили очень много, хотя одновременно хорошие отношения с начальством позволяли Анто некому самому успешно хлопотать по многим делам, о которых его просили бывшие питомцы. До конца жизни Антонский поддерживал связь с воспитанниками пансиона и вел тщательные списки тех, кто как-либо отличился в обществе, питая мысль, что в их успехах есть и его заслуга. Между тем пристальный взгляд на судьбу только некоторых из них показывает, как сами воспитанники считали, что строят свою жизнь скорее вопреки наставлениям воспитателя. Это особенно относится, конечно, к будущим декабристам, немало из которых окончили благородный пансион.