Андрей Андреев - Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Выступая сторонником просвещенной монархии, Шлёцер полагал, что среди всех стран Европы этот идеал ближе всего воплотился именно в России с восшествием на престол Екатерины II. Выделяя среди главных качеств «вновь» (т. е. вторично, после петровских реформ) «преобразованной России» ее успешно идущую европеизацию, открытость, оживление культурных, экономических и политических контактов с западными странами, ученый одновременно предсказывал России грядущую роль мировой державы, от которой будут зависеть судьбы Европы. «Русский патриотизм» Шлёцера не только был одним из центральных факторов его научного творчества, но и объяснял долговечность контактов Шлёцера с Петербургской академией наук, а затем с Московским университетом, и даже служил причиной отдельных конфликтов, возникавших в его отношениях с коллегами в Гёттингене [392] Подробный анализ мировоззрения Шлёцера и его восприятия современниками в Германии представлен в новейшей научной биографии ученого: Peters М. Altes Reich und Europa. Der Historiker, Statistiker und Publizist August Ludwig (v.) Schlözer (1735–1809). (Forschung zur Geschichte der Neuzeit. Marburger Beiträge, 6). Münster; Hamburg; London, 2003. .

В 1762–1769 г. Шлёцер находился на службе в Петербургской академии наук в должности сначала адъюнкта, а затем ординарного профессора русской истории. Его деятельность в России по времени совпала с появлением у куратора Гёттингенского университета, барона Г. А. фон Мюнхгаузена желания сделать Гёттинген центром изучения русской истории и литературы в европейском ученом мире (для этой цели он планировал даже открыть здесь русскую типографию). Так, в 1762 г. именно в Гёттингене, впервые в немецких университетах, профессором И. Ф. Мурраем был прочитан отдельный курс лекций, посвященных русской истории. Поэтому работа над сбором источников по русской истории, которую Шлёцер в эти годы планировал вести в том числе и за пределами России, в немецких архивах, представляла интерес не только для Петербургской академии наук, но и для Гёттингенского университета.

В мае 1765 г. по указу Екатерины II Шлёцер получил разрешение на длительную командировку из Петербурга за границу, сохраняя свое жалование и звание академика. Конечной целью путешествия был Гёттинген, куда Шлёцер стремился «для поправления здоровья и свидания с его фамилиею», но попутно ему поручили заняться поиском источников по истории Московской Руси в архиве Любека. В помощь к нему и для дальнейшего обучения в Гёттингенском университете Академия по инициативе Ломоносова отобрала двоих студентов, Василия Венедиктова и Василия Светова, которых Шлёцер считал наиболее способными для занятий русской историей. В последний момент к этим двум юношам присоединили еще двоих, предназначавшихся ранее к отправке в другие немецкие университеты для подготовки по математическим наукам: Петра Иноходцева и Ивана Юдина. Программы занятий для студентов были составлены академиками, в том числе для Венедиктова и Светова — самим Шлёцером [393] August Ludwig von Schlözer und Russland / Hrsg. von E. Winter. Berlin, 1961. S. 79–84. . Он же должен был не только отвезти всех четверых в Гёттинген, но и распоряжаться там «порядком их жития»: «к кому именно из тамошних профессоров на лекции ходить», где жить на квартирах, следить, чтобы «жительством расположить их розно, дабы больше привыкали к обхождению с иностранными и одни б только между собой всегдашних компании не водили». Последнее требование, впрочем, тот выполнить не смог: Гёттинген был переполнен студентами, и для своих русских учеников Шлёцеру удалось нанять лишь одну квартиру на всех. Шлёцер же помог им найти подходящий трактир для обеда, «одеться по здешней моде и приобрести необходимый студенческий инвентарь, а также познакомил их со здешними горожанами и представил профессорам» [394] Ibid. S. 116. . 6 сентября (н. ст.) 1765 г. четверо юных россиян были официально занесены в матрикулы Гёттингенского университета и получили все права студентов. При этом с них была взята лишь половинная плата за обучение, поскольку Шлёцер дал письменное свидетельство, что они уже были студентами в Петербурге.

Намеченная Шлёцером программа учебы была обширной и давала русским студентам возможность заниматься у всех ведущих гёттингенских профессоров того времени. Венедиктову и Светову Шлёцер рекомендовал курсы лекций профессоров И. К. Гаттерера, И. С. Пюттера, И. Ф. Муррая, И. Бекмана, Г. К. Гамбергера. Тем самым, основными предметами их занятий должны были стать, помимо истории, политическая экономия и статистика, современное европейское право. Студенты-математики должны были слушать ведущего в этой области немецкого специалиста А. Г. Кестнера, а кроме него — лекции по экспериментальной физике у C. X. Гольмана, геометрии у Мейстера и истории у И. Ф. Муррая [395] Осипов В. И . Указ. соч. С. 17. .

Обучение в Гёттингене для русских студентов не сводилось только к лекциям. По приглашению Шлёцера, который следовал инструкции Академии наук, в их доме поселился репетитор (молодой доктор X. Вестфельд, экономист и минералог), который давал им уроки немецкого языка, читал немецких поэтов и кроме того постоянно общался с ними по-немецки. С ним же студенты приступили к совершенствованию в латинском языке и обучению греческому, что естественным образом привело их в дом знаменитого филолога X. Г. Гейне, семинары которого по древним языкам были известны широко за пределами Гёттингена и посещались не только теми, кто решил специализироваться по истории античности, но и другими любителями наук. Вообще, общение студентов с гёттингенскими профессорами являлось более близким, чем во многих других университетах: так, А. Г. Кестнер пригласил занимающихся у него Иноходцева и Юдина посещать его для частных бесед по всем интересующим их научным вопросам, которые потребуют более подробного объяснения, а в итоговом аттестате выражал восхищение, что студенты кроме посещения лекций стремились «добровольно расширить круг научных работ» [396] Кулябко Е. С. Указ. соч. С. 80, 199. . Шлёцер сам так оценивал свой вклад в установление дружественных отношений местных профессоров с русскими студентами: «Я сумел внушить идею, что они — не просто люди из страны, откуда до сих пор в Гёттинген не приезжал ни один экипаж, но что они — ученики Академии, и если их учеба получит успех, то при необыкновенной заботе нашей великой монархини о том, чтобы взрастить новые поколения среди своего народа, без сомнения за ними последуют и другие» [397] August Ludwig von Schlözer und Russland. S. 116. .

В конце февраля 1766 г. Шлёцер, отлучавшийся на некоторое время по поручениям Академии наук из Гёттингена, вернулся и, не найдя у своих питомцев тех успехов, которых ожидал, решил сам вплотную заняться их образованием: жил с ними в одном доме, руководил учебой и «все дни не спускал с них глаза» [398] Ibid. S. 159. . Результат своего труда он смог увидеть уже в мае того же года, когда сообщал в Петербург, что «оба историка, которые приехали сюда с запасом школьных знаний, не больших, чем у немецкого мальчика десяти лет, тем не менее чрезвычайно продвинулись: они уже могут с пониманием слушать все лекции, и даже Венедиктов, который еще в августе не знал ни одного немецкого слова, теперь может полностью объясняться» [399] Ibid. S. 170. . В это же время Шлёцер непосредственно подключил студентов к своим историческим трудам: Василий Светов помогал ему в работе над введением к «Опыту изучения русских летописей». Сохранившиеся письма Светова родителям говорили о его большой загруженности занятиями, проявлениях усталости и тоски по родине [400] Сухомлинов М. И. История Российской Академии. СПб., 1878. Вып. 4. С. 519–520. . Однако уже в июле 1766 г. Шлёцеру пришлось выехать обратно в Петербург, а студенты перешли на попечение к профессору истории и философии И. Ф. Мурраю.