Ким Маккуарри - Последние дни инков

«Достопочтенные сеньоры!

Я, дон Алонсо Энрикес де Гусман, рыцарь ордена Сантьяго… гражданин города Севильи, был назначен исполнителем воли дона Диего де Альмагро… И в силу этих своих обязанностей… я обвиняю Эрнана Писарро в совершении преступных деяний…

Аделантадо дон Диего де Альмагро, губернатор… королевства Новое Толедо, находящегося на территории Индий Южного моря, трудился на службе Вашего Величества, он завоевал множество королевств и провинций на этой земле, обратив туземцев на службу нашему Господу Богу и в нашу святую католическую веру. В то время как он [Альмагро] продолжал таким образом трудиться на Вашей ниве, вышеупомянутый Эрнан Писарро, движимый завистью, ненавистью и злой волей… равно как и жадностью и своекорыстием, подвигнул Манко Инку — короля и повелителя той земли — поднять восстание против Вашего Величества; ранее же аделантадо [Альмагро] удалось склонить Манко к сотрудничеству и побудить его служить Богу и Вашему Величеству… Король Манко поднял восстание, и поэтом причине данное королевство было для нас утеряно и оказалось полностью разрушено, и Ваше Величество потеряли более четырех миллионов [песо] в золоте (имея в виду причитающуюся ренту), а также еще ряд статей дохода. В результате случившейся смуты туземцы убили более шестисот испанцев, [я и] Эрнан Писарро… долгое время находились в осажденном городе Куско…

Не удовольствовавшись совершением этих преступлений… Эрнан Писарро… поднял армию и… двинул ее против губернатора Альмагро, организовав сражение вблизи стен этого города Куско и убив двести двадцать два человека… [Позже], забыв великую милость, полученную им от губернатора, освободившего его в свое время из заключения, [Эрнан] самым бесчестным образом задушил аделантадо дона Диего де Альмагро, при этом опозорив его… сказав, что тот является не аделантадо… а кастрированным мавром. И для того, чтобы сделать оскорбление еще более сильным, он приказал совершить казнь негру, произнеся при этом слова: „Пусть этот мавр не думает, что я казню его таким же образом, каким он хотел казнить меня, — то есть путем обезглавливания…“ Затем он сказал: „Если б палач собирался отрезать мне голову ножом, и врата ада были открыты, и… [сам дьявол] был готов принять мою душу, то я бы все равно сделал то, что [я собираюсь сделать сейчас]…“

[Эрнан Писарро] незаконно казнил [Диего де Альмагро], не имея на то никаких полномочий… и за свои жестокие и порочные преступления, среди которых числится и предательство, он заслуживает сурового наказания по гражданской и военной части в отношении его собственной персоны и его имущества — в назидание другим».

Обвинения, часть из которых преувеличенные, а иногда и совершенно вымышленные, имели тем не менее под собой фундамент истины: Эрнан убил Диего де Альмагро, несмотря на то что тот в свое время освободил его. Так, несмотря на то что Эрнан подал свое дело в самую квалифицированную судейскую комиссию в Испании, ему пришлось провести следующие свои двадцать три года в тюрьме в окрестностях Мадрида. К тому времени, когда он вышел оттуда в 1561 г. в возрасте шестидесяти лет, это был уже преждевременно состарившийся человек, частично утративший зрение. Никто из тех, кому доводилось лицезреть этого скрюченного, седого старика, передвигавшегося при помощи трости, не мог бы даже предположить, что это был тот самый высокомерный и хвастливый человек, который некогда исходил более тысячи миль в гористой части Перу, вступал в сражение с туземными армиями, насчитывавшими сотни тысяч человек, и обладал таким статусом, богатством и властью, что однажды воистину поверил в то, что является практически неприкосновенным и недосягаемым для кого бы то ни было, даже для самого короля. Эрнан явно переоценил свои силы и в результате потерял почти все. Второй по старшинству брат из семейства Писарро прожил еще семнадцать лет, ему довелось пережить всех четырех своих братьев, и он умер в 1578 г. в возрасте семидесяти семи лет. Но ему так больше и не пришлось увидеть кого-либо из своих братьев и ступить вновь на землю Перу.

Число сподвижников Альмагро, вернувшихся в Испанию, было достаточным, чтобы склонить мнение короля в свою сторону — против Эрнана; но большинство альмагристов, находившихся в Перу, кое-как зарабатывали себе на существование. Испанцы, лишь недавно прибывшие в Перу, могли оправдать свою нищету словами о том, что они прибыли слишком поздно, чтобы поучаствовать в дележе перуанских богатств; сподвижники же Альмагро не могли утверждать подобного. Большинство из них впустую потратили два года в Чили в экспедиции Альмагро, которая не принесла им ничего, кроме трудностей и нищеты. Позднее, после того как альмагристы успешно захватили Куско и у них появилась реальная надежда на то, что они вскоре станут богатыми энкомендеро, им вскоре пришлось лишиться своих иллюзий в результате поражения в сражении при Лас Салинас. Хуже того, Диего де Альмагро — лидер, ради которого они рисковали своей жизнью в ожидании будущих вознаграждений, был ныне мертв. Оставался только единственный сын Альмагро — Диего де Альмагро-младший, который был рожден от туземной любовницы из Панамы. Хотя младшему Альмагро уже исполнилось девятнадцать лет, он «был таким инфантильным, что ему еще нельзя было доверить управление людьми или [командование] войсками».

Конечно, альмагристы «поставили не на ту лошадь». Не имея возможности занимать высокие должностные функции и не имея других видов службы, несколько сот последователей Альмагро с трудом зарабатывали себе на жизнь. Но самое тяжелое в данной ситуации было осознание ими того факта, что они и дальше будут пребывать в такой нищете. Ведь они боролись против Писарро, а те были известны тем, что ничего не забывают и ничего не прощают. Ведь испанское Перу представляло собой лишь крошечный мир; соответственно, если ты боролся против Писарро, это было равносильно тому, что ты теперь ходишь с каиновой печатью на лбу. «Жители [Лимы], — писал Педро де Сьеса де Леон, — испытывали такое равнодушие, что, даже видя их [альмагристов] умирающими с голоду, они не помогали последним совершенно ничем, они не хотели даже… дать им хоть чуть-чуть еды».

Ожесточение альмагристов в отношении Писарро было таким, что многие из них даже не снимали шляпы при появлении губернатора на улице, что являлось безусловным оскорблением. Писарро же, в свою очередь, вел себя так, словно последователей Альмагро вообще не существовало. «Жалкие черти, — порой говорил он, — им так сильно не повезло: ныне они пребывают в постыдном, нищем состоянии. Лучше всего оставить их в покое». Писарро надеялся, что в скором времени они все перемрут. В одном альмагристы были убеждены: пока Франсиско Писарро будет управлять Перу, они будут пребывать в нищете без проблесков надежды на лучшее будущее.