Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый

Ответное письмо Чемберлена обнаружило характерный факт: если в «Основных чертах…» он призывал подняться над предрассудками, то в личной переписке не стеснялся самых тривиальных антисемитских выпадов. Достаточно процитировать только некоторые фрагменты из этого его послания: «Не успеешь моргнуть — а уже перед тобой семит или его производное — какая-нибудь семитская идейка… Две трети всех деканов и профессоров философии в немецкоязычных странах — евреи или их прислужники». Чемберлен часто противоречит сам себе. Он отмечает, что Великобритания отстает от Германии в сфере образования — в частности, там один студент приходится на 5 тысяч человек населения, в Германии — один на 213 человек. Однако тут же английский пример приводится как образец для немцев: «На протяжении столетий подъема в стране не было ни одного еврея — их там просто не терпели».

Судя по всему, из всех антисемитских идей Чемберлена Вильгельм прочно усвоил только одну — Христос не был евреем. Во всяком случае, кайзера, как представляется, больше всего занимала проблема расовой принадлежности различных персонажей Библии. В адресованном Чемберлену письме от 16 февраля 1903 года он сообщил о своем «открытии»: Авраам, оказывается, евреем тоже не был — даже если и относился к семитскому племени. Кайзер в своем увлечении Чемберленом не был одинок — в письме новому гуру он сообщил, что его труд читают почти все молодые офицеры гвардейской бригады. Объемистый том действительно пользовался читательским спросом — это факт: до 1912 года «Основные черты…» переиздавались десять раз.

Британо-германские отношения продолжали ухудшаться, но Вильгельм отказывался взять на себя и долю вины за это. В конце декабря 1901 года кайзер в личном послании «дяде Берти», после прочувствованных слов о «любимой бабушке и бедной маме», жизни которых унес уходящий год, вновь поднял тему об общности интересов Британии и Германии — на сей раз в довольно оригинальном контексте: английскому монарху-де приходится бороться с кельтами, а ему — с католиками, так что они должны понять друг друга. Письмо написано не вполне грамотно, но очень патетически: «Британия была первой мировой империей со времен Рима… Я охотно могу повторить все сказанное Вами об отношениях между нашими странами и между нами лично; мы оба и наши страны — одной крови, одной веры, одной великой тевтонской расы, которой небо вверило мировую культуру».

В дальнейшем кайзер обрушивается на газетчиков и журналистов, явно демонстрируя непонимание большого различия между независимым статусом общественных институтов в Британии и совсем иной ситуацией в его собственной стране:

«Пресса с обеих сторон ужасна, но она не имеет никакого значения, поскольку я остаюсь единственным арбитром и хозяином в сфере германской внешней политики и управления страной. Германия должна идти за мной, даже если мне приходится выслушивать не очень приятную музыку».

Небольшой скандал случился в связи с визитом в Германию сына и наследника британского монарха, Георга. Тот должен был прибыть к празднованию очередного дня рождения Вильгельма, которому исполнялось сорок три года, однако ввиду развязанной антибританской кампании в немецкой прессе Эдуард VII в личном послании кайзеру осведомился, не лучше ли будет отложить визит. Вильгельм оставил это послание без ответа. «Дядя Берти» заявил, что не позволит принцу Уэльскому покинуть Англию, пока не получит от Вильгельма гарантий его безопасности на германской территории. В годовщину смерти королевы Виктории, 22 января, посол Ласкелль имел по этому поводу беседу с кайзером, который в очередной раз поразил дипломата неожиданным заявлением: никакого письма от короля он не получал и не понимает, о чем, собственно, идет речь. Вильгельм явно наслаждался смущением собеседника. Дядюшке было, разумеется, направлено письмо с запоздалыми сожалениями по поводу отсутствия принца на дне рождения кайзера и заверениями, что Георгу был бы оказан достойный прием как ближайшему родственнику. Атташе Уотерс узнал от Вильгельма, что английский монарх ничего не понимает в дипломатии.

У Вильгельма возникли новые идеи — он обдумывал ходы по примирению с Францией. Вальдерзее в дневнике 22 февраля оставил примечательную запись относительно ситуации во французской политике, очевидно навеянную разговором с кайзером: «Нет сомнения, что идея реванша имеет сейчас очень немного фанатичных сторонников». Вильгельм тем не менее понимал, что с немецкой стороны нужен какой-то жест доброй воли — возможно, типа возвращения части Лотарингии или всей ее территории. В письме к царю Николаю II от 3 января кайзер подчеркнул «миротворческую» функцию своего флота и — совершенно в стиле Махана — прокомментировал «кувейтский инцидент» (речь шла об установлении в 1899 году английского протектората над этим богатым нефтью султанатом): «Он выпукло показал, какое преимущество дает мощный флот — он отрезает доступ к территориям, в которые нельзя проникнуть по суше. Мы оказались именно в таком положении: наши военно-морские силы слишком слабы, и наши транспортные суда оказываются на милости нашего противника». Ясно, кто считался «противником».

30 января Вильгельм отправил новое послание Николаю, где жаловался на усталость от обилия дел и призывал в свидетели личного адъютанта царя, Оболенского, временно откомандированного ко двору кайзера. Русский князь, писал он, «сопровождал меня на различных церемониях, связанных с моим днем рождения, и он сможет рассказать Вам, через что должен пройти несчастный и замученный отец нации, прежде чем получит возможность расслабиться, поесть и выкурить сигарету!».

16 июня Вильгельм прибыл в Нюрнберг на юбилей Германского музея. Пребывание в родовом домене Гогенцоллернов, видимо, навеяло ему мысль вообразить себя бургграфом. Вечером кайзер должен был выступить на приеме. Недавнее его выступление в Мариенбурге вызвало бурю — он позволил себе слишком вольные обороты речи. На сей раз Бюлов был настороже: он решил лично проследить за тем, как готовится текст речи. Мы знаем о том, как все происходило, из воспоминаний Бернсторфа, который по случаю визита кайзера прибыл в Нюрнберг из мюнхенского консульства. Кайзер диктовал, канцлер записывал, очевидно, внося необходимые коррективы, затем проект был передан Бернсторфу для отправки телеграфом в Берлин. В то время как Вильгельм произносил свою речь, Бернсторф держал перед глазами текст. Дипломат был поражен:

«Тот факт, что кайзер говорил без бумажки лишь с небольшими отклонениями от текста, свидетельствует о его феноменальной памяти. Если бы его речи всегда готовились так, как на этот раз, наверняка удалось бы избежать многих неприятностей».